закружилась, – сказала подошедшему Саше.
Сашка стал грубоват:
– Не беременная? А это чего у тебя?
Она скинула рюкзак, сунула пульт поглубже, достала конфеты. Села на траву. «А какое оно счастье…» «А ведь я знала!…»
***
Через три года, когда Сашка уезжал учиться, укладывал деловито большую суму, Лида поставила коробку и стала упаковывать ему баночки солений, варений.
Он уже почуял студенческую голодуху и не возражал.
И тут она принесла пульт, всё это время лежавший в ящичке её фанерного сундука «любимца публики».
– Что это мам?
– Вот. Не балуйся только. Помнишь, мы говорили с тобой про выбор реальностей и пульт… Так вот он. Захочешь домой – нажми.
Сашка выпучил глаза. Осторожно взял, покрутил в руках. Посмотрел опять на неё с большим вопросом.
– Шутишь?
Она улыбнулась. Пусть верит, и что пошутила, что мать – ведьма…
– Попробуешь… Домой захочешь – вот эта…
– Хм. А почему ты уверена, что «the best» – это сюда?
– Я не говорила «сюда», я сказала «домой». Лучшее – это и есть дом.
Имена
Он был из племени Тех, Которым Нужны Глаза Чтобы Видеть Своё Тело. А Она была из племени Тех, Кому Нужны Уши Чтоб Слышать Своё Имя. Между ними были плохо проходимые леса на много дней пути, вражда старших, разные языки и манеры. Проявив ко всему этому почтительное любопытство, они стал любовниками.
Вождь его племени пожал плечами, Вождь её племени сказал «Пусть».
Пока они учили язык друг друга, находя общий, Она дёргала, толкала Его, тыкала острыми пальцами и щипала, а потом нежно тёрла языком его кожу, мяла губами, прижималась бёдрами и грудью. Так Он выучил каждое место своего тела. А Он звал её повсюду, всегда, постоянно. Он не мог жить без неё и звал, и звал, задыхаясь во сне и наяву, криком и молча. И Она научилась слышать этот зов. Её кожа, её печень, всё откликалось, она вздрагивала, вдыхала, и ноги не ждали, пока кровь принесёт им зов, они слышали сами и уже бежали туда, где он успел лишь начать думать о Ней.
Вожди были не против, потому как знали оба: они породят новое племя. Их родители и братья были против, но узнав от вождей закон, смирились. А они двое не хотели знать. Они трогали, звали, чувствовали, слушали, изливали нежность потоками и вновь алкали её.
И вот Её живот стал круглиться, груди набухать как реки в сезон, и Он стал кричать, трубить, как олень или слон, о победе над смертностью крови, о начале рода и конце юности. И вожди тихо кивнули в дальних хижинах. Мир крутился, неся их.
Их первый ребёнок умер, улыбнувшись только один раз. Они не могли перенести этого.
Вождь племени Тех, Кому Нужны Глаза… сказал: «Что ж, новый род начинается трудно…». Вождь племени Тех, Кому нужны Уши… сказал: «Жаль…».
Но жена перебила его (что случалось раньше только в самые засушливые годы).
– Им нужны имена, – сказала она. – Чтобы начать род, им нужны имена.
– У них