хотя по дороге туда все было наоборот. А оттого, что у нее были достаточно резкие морщины в уголках добрых глаз, можно было бы подумать, что она не возвращается домой, а едет в гости.
Поезд тихонечко переваливался с бока на бок и гудел о себе. Я стоял в коридоре на длинном-длинном во весь вагон, красном коврике с зеленой окантовочкой, и смотрел в окошко и вокруг себя. В нашем купе было очень жарко, а мама с первого дня запретила нам пользоваться кондиционерами, чтобы уберечь мой иммунитет. В проходе было не так жарко, почти все форточки в окошках были приоткрыты и на ходу высовывали языки своих занавесок наружу, словно дразня кого-то. Недалеко от меня взрослые мальчик и девочка стояли и смотрели в окошко. Наверное, тоже спасались тут от жары, хотя они так крепко обнимались, что можно было подумать, что им наоборот нестерпимо холодно, и они пытаются друг друга согреть. Глядя на них я вспомнил маму и папу. Точнее вспомнил, что не помню их такими, не могу даже представить..
– Смотри, дельфины! – вдруг воскликнул взрослый мальчик и начал тыкать пальцем в окошко напротив себя, – Вон, вон! Смотри! – указывал он девочке.
Я обернулся в ту сторону, куда он указывал пальцем, и начал искать дельфинов. Наш поезд скользил вдоль берега моря, разрешая с ним попрощаться. Вдали мелькали белые кудряшки волн, и среди них я тоже разглядел дельфинов. Они обнажали из-под воды красивые серые плавники своих полусогнутых спин и, пропадая, а иногда неожиданно выпрыгивая из-под воды на несколько метров, издавали смешные, скрипучие звуки. Брызги их прыжков разлетались во все стороны, казалось, они играют в самую забавную и интересную игру на свете, или тренируются ловить снежинки, когда придет время. Мне очень хотелось верить, что они приплыли проводить нас, и что мы еще успеем познакомиться с ними поближе, ведь в этот раз на меня не нападала акула, и я ни разу не тонул, так что у нас не было повода для знакомства.
На вокзале нас встретила прохладная, слегка угрюмая погода и примерно такая же мама. Когда я спросил у нее, где папа, она, на несколько мгновений переведя взгляд на бабушку, ответила:
– Не знаю.
***
Так, окунувшись в воспоминания, я все-таки заснул крепким сном без памяти и сюжета.
Вижу темноту и чувствую, как что-то шершавое и мокрое скребет меня по носу так, что хочется чихнуть.
– Аааапчхиии!!!!
Ха-ха-хаа-х! Чихнул так, что Мурка повалилась с меня на пол и с испуганным «Мяяяууу!» прыснула под кровать, которая от моего чиха тоже пошла ходуном и со скрипом дернулась, подтолкнув тумбочку у изголовья.
– Шлеп!
На тумбочке опорной ножкой вверх лежит прямоугольная рамка фотографии. Фотографии бабушки. Ясные, озорные глаза, мягкая улыбка, огромная копна серо-каштановых волос, которую пытается трепать ветер, и любимый черный платочек с узорами кустиков роз. Эта фотография была сделана в день моего рождения – двадцать девятого февраля, прямо у родильного дома.