ракушки.
В мочках ушей как цветные игрушки.
В зеркале – брызги
Бирюзово окрашенной отсутствующей мысли.
Красные объятия сжимаемого платья.
Вот они: крошки на карнизе
От подгоревшего грибного пирога.
И изредка проглядывают глазки изюма.
Или поля опенковой панамки,
С полянки украденного-
Маленький подарок из моей субботы.
Любви нет. Нет работы
Ткать красные нитки, сдувать пылинки
С зеркала…
Хватит тратить монеты на букеты!
25.04.00
А рисунки! Листал, удивлялся ослепительному океану красок. Неслась жизнь. А тогда она казалась скучной, серой, одинокой…
Отринутое понес к сараю – на сжигание – и увидел чудовищное: Инга Петровна выбросила книги. Агнцами на заклание лежали они обездвиженные, онемевшие. Гоголь, Достоевский, Кастанеда, Шагал, Дали, Сартр, Маяковский…
Мама собрала, – пояснил Мишка, затягиваясь.
– Что же такое, Инга Петровна, вы делаете, – дышал я на нее табачным перегаром?
Даже возле плиты она была непроницаема.
– А, ты про макулатуру?
– Здесь же весь Чехов, его Линка полжизни собирала.
– А вот чтоб не напоминало… Да и все равно продавать…
Причмокнула с деланным безразличием, пробуя суп на соль.
Чехов, любимый моей бывшей, Булгаков, Бунин, мой Набоков… Хер!
Когда Инга Петровна отлучилась в магазин, собрал «макулатуру» в два неподъемных чемодана и оттащил нашему «образованному дворнику», книгочею – Витьку Казанцеву. Знал – он из тех, кто и в суровый мороз не растопит книгами печку. Ни в стылом доме, ни в своей дворницкой. Если не будет дров, и денег на дрова тоже не будет – не растопит, перетерпит. А если однажды разбогатеет и сможет купить мяса, не станет обмахивать удобной твердой обложкой шашлыки.
Таких людей в нашем нищем районе оставались единицы. Мне повезло.
Приехал я не только за сыном. Приехал забрать с собой Элю. Мою Эличку.
Без нее я загибался. Не мог без нее. Чума на оба наши дома.
Субботним утром я с разбегу нырнул в клоаку цветастой, красочной до зуда китайской дешевизны. Как думал: приеду, затарюсь тем, что рука неймет на чужбине. Мне нужна была только шапка. Остальное – сыну. Да потеплее – едем из зимы азиатской, милой, слякотной в дикую стыть, спасение от которой лишь в шубах, при виде цены на которые невольно вскидываешь бровь.
Честно прикинув свои финансы, решил перекантоваться в своем клочке синего дерматина. Но шапка… Говорят, голова – не жопа – завяжи и лежи. Вот и я завязываю вовсе не голову. Сила приоритета.
Набрал для Макса целый тюк: шерстяные носочки, свитерочки, подштанники, перчатки, комбез – все за копейки: сказывались близость к Китаю и местная дешевая рабочая сила. Но шапку себе так и не выбрал.
Мы обрывали канаты – наши корни рвали. Одной из последних ниточек была выписка Макса из садика и открепление от поликлиники. Пожилая педиатр