– Катюша приопустила голову, – влюбился в меня?
И тут Андрюша совсем не по-героически заревел – слёзы так и брызнули из глаз. Сорвался с места, вылетел в дверь, чуть не опрокинув ошалевшую няню в переднике, и исчез.
Катюша, чуя свою вину, кинулась следом. Где же он? Она обеспокоенно пробежала по помещениям дома. В пристройке для прислуги его не было, в кухне не было, в кабинет отца и сама побоялась бы заходить. Она уже было устало села на пуф и приготовилась плакать, но подошедшая няня тихо и многозначительно ткнула пальцем на дворницкий чулан недалече от парадного входа.
Катюша приоткрыла дверь и вошла в полутёмное помещение, где по углам валялись ржавые вилы и пылилась жестяная утварь на полках. Андрюша лежал лицом вниз на куче льняной дратвы и тихо вздрагивал.
Катя подошла и, тихонько подобрав подол, присела на корточках рядом. Протянула руку, ничего не говоря, но отдернула.
Над её головкою, всё ещё в сверкающей диадеме, висела с обоих сторон черная, угрожающая масса. Справа – мысли о наставлениях отца, грозящего пальцем и упреждающего о грехе панибратского отношения к холопам. Слева же – она сама, спрашивающая мальчика о самом сокровенном и ранимом в его жизни, оскорбившая его тайное чувство.
Катюша встряхнула головой и, всё же протянув руку, погладила Андрюшу по голове, проговорила тихо:
– Извини меня, пожалуйста. Я глупая, я совсем не то сказала…
Не зная, какие слова ещё найти, она опять легонько погладила его кудри.
Андрюша повернулся. Он не плакал, но на лице были грязные дорожки, бегущие от глаз к уголкам рта.
– Ничего страшного, – сказал он спокойно, словно сам себе, – ничего страшного.
А потом встал, отряхнулся и глянул на Катюшу:
– Я буду всё равно рисовать тебя. Не потому что меня выгонят.
И улыбнулся:
– Я ведь всё равно не рыцарь, да? Я ведь даже саблю никогда не держал. У меня ведь нет коня. Есть только вот это. Разве смогу я стать героем?
В чулан из приоткрытой двери проникал колеблющимся потоком жёлтый лучик света, вмещавший в себя бешеную кутерьму пылинок, и Катюша увидала, что в руке Андрюша продолжает судорожно держать кисть.
Катюша не нашлась, что ответить, улыбнулась только заговорщицки и шёпотом сказала:
– Не знаю…
И снова тихий ангел улыбки пощекотал детские сердца своим трепещущим крылом.
Андрюша и Катя юркими мышками побежали вверх, где была мастерская, уповая на то, что папенька не заметил их недолгого отсутствия.
– Садись! – крикнул Андрюша со стучащим в нетерпении сердцем, пытавшимся словно опередить своего счастливого обладателя. Рука сама схватила палитру.
Катюша в пылу игры запрыгала, подбежала к софе, но не села как ранее, а задорно перевесилась через софу, закинула ноги на спинку и свесила голову вниз. Глаза её озорно блестели, розовые губки приоткрылись, испаряя свежее волнующее дыхание.
– Не двигайся! – выдохнул вдруг Андрюша, – Не двигайся! Христом Богом тебя молю! Я буду рисовать