с удовольствием вел эту встречу, сидя во главе стола. В последние годы все реже они встречались – старые друзья, учившиеся с ним ремеслу в Фивах и Мемфисе.
Большой завитой парик по последней моде украшал его крупную бритую голову, а черная с проседью бородка аккуратно подстрижена квадратом, как и положено людям вышесреднего достатка. Туника с поясом, браслеты на запястьях, на безымянном пальце правой руки кольцо с лазуритом, на ногах кожаные сандалии.
Мужчины сидели по одну сторону стола, женщины – по другую.
Давид и Лея сидели, как и положено хозяевам, в креслах с высокими резными спинками, инкрустированными серебром, бирюзой, сердоликом и лазуритом. Такие же кресла были у почетных гостей, остальные сидели на табуретках с перекрещенными или вертикальными ножками.
Мужчины были в туниках или коротких юбочках с передниками, женщины в легких, тонких рубашках с одетыми сверху гофрированными платьями, полупрозрачными и с разрезом почти до пояса.
Платье закреплялось на левом плече, оставляя правое открытым. На некоторых дамах были браслеты из пластинок чеканного золота, соединенных двумя застежками в виде золотых колец, а в волосах диадемы из бирюзы или лазурита, причем концы диадем соединялись на затылке двумя шнурами с кисточками. Все говорило о том, что в этом доме не гнушается бывать и знать, принадлежащая к высшему обществу.
Некоторые женщины прихорашивались тут же за столом, используя зеркала в виде дисков из полированного серебра с ручками из черного дерева и золота или серебра в форме стебля папируса.
Юные служанки обнаженными или с легкими ремешками на чреслах плавно перемещались, неся подносы на головах, придерживая их руками, и без стеснения выставляли напоказ свои прелести.
Вычурные прически дам, парики их мужей, похожие на колпаки, плавно раскачивались в такт песен, громко звучавших в тишине уже наступившего вечера. Музыканты сидели на террасе, обращенной к саду, примыкающему к дому, и старательно исполняли модный репертуар. Флейта, арфа, гобой чередовались с цитрами, систрами, трещетками и барабанами, завезенными не так давно из Азии.
В начале вечера каждый гость получал по цветку лотоса, а затем каждый водружал себе на голову белый колпачок, соблюдая древний ритуал.
Так уж получилось, что Давид был единственным евреем во всей компании, но его быстрый подвижный ум, добродушный характер, порядочность и работоспособность привлекали к нему людей, а высокоразвитое чувство юмора ставило его в центр внимания любой сходки.
Но жизнь расставляла все по местам.
Египтяне, его друзья, возвратившись с учебы, попали в прежнюю атмосферу роскоши и безделья – они были из «вельможных» семей – и быстро забыли все, чему учились. Для Давида учеба была лишь прелюдией к мастерству, которое и обеспечило ему стабильное положение в обществе.
Но в их глазах он так и остался – приятным, толковым, но все же чужаком, ремесленником, низшей кастой, да к тому же инородцем.