ни она почти ничего мне о той встрече не рассказывали. Знаю лишь, что впервые он увидел её на Владимирской горке в компании приятелей, держащей на поводке большую красивую собаку, и что девушка сразила его наповал красотой и изяществом.
Как он догадался, что она – та единственная, что ему нужна: звёзды нашептали? сердце ёкнуло? Не знаю, но добивался он её непостижимо по нынешним временам долго – больше шести лет!
Ей было восемнадцать, ему девятнадцать. Он учился в музпрофшколе, в какое учебное заведение ходила мама и кем хотела быть, я её спросить не догадался, знаю лишь, что увлекалась волейболом и бальными танцами. На утерянном, как и многие другие, фото запечатлены почему-то не шесть, как было бы сегодня, а пять стоящих друг другу в затылок девушек в спортивной форме; также сгинули её четырёхстраничные нотные буклеты – па-де-катр, па-де-патинер…
Когда она стала его женой, дипломник института собирался в аспирантуру, два года ему светила лишь наркоматовская стипендия. Новобрачная сказала: потерпим!
Когда ему, принятому в Большой, предложили выгодный ангажемент – участвовать в концертах на открытых эстрадах московских парков[10], мама сказала: нет, голос надо беречь для театра, а ты можешь простудиться.
Через год стажёра перевели в основной состав труппы, фамилия стала появляться на афишах, он звучал по радио, выступал в концертах, выходили грампластинки с его записями. Мать была счастлива, старалась не пропускать его спектакли и сольные концерты, благо отец уже мог себе позволить нанять для меня няню. У модной портнихи заказали вечернее платье из чёрного панбархата с сверкающей стразами застёжкой на спине, за хорошее поведение мне разрешалось её застегнуть; после войны другого себе она уже не купила…
Переживая, пока не подкосила тяжёлая болезнь, из-за того, что не «зарабатывает», взвалила на себя все заботы о быте.[11] Убирала, стирала, крахмалила, гладила, когда переехали в отдельную квартиру, покрывала паркет мастикой и как заправский полотёр натирала щёткой. Научилась не только вкусно, но и полезно для певца (в дни, когда был спектакль или сольный концерт, в остальные отец был в еде неприхотлив) готовить, вставая спозаранку успеть купить парное мясо, цыплёнка, свежие овощи в магазине «Диета» (в других, считала мама, качество продуктов было «не то»). Ей особенно удавались форшмак и деруны, зимой – борщ, летом – холодный свекольник, кисло-сладкое жаркое, такое же заливное из курицы и выпечка: торт «Наполеон», подсушенное в духовке песочное печенье, пироги с творогом и булочки с маком, особо любимые гостями, которых она была счастлива принимать.
(Из моего тогда, в подражание старшим ребятам в общежитии, «поэтического творчества» помню единственную строчку: мама готовит котлетки, папа читает газетки…).
Мама создала культ отца. Он к тому отношения не имел, она по собственному разумению подчинила себя – и меня – его ритму жизни: Не отвлекай папу, он отдыхает перед спектаклем, или распевается, или готовит новую концертную программу. Или: