увидел это лицо, порадовался, что на мне была моя маска и глаза оставались в тени. Я бы, конечно, смог удержать мимические мышцы в подчинении и не поморщиться, но глаза наверняка выдали бы. У него не осталось щек, губ, носа и век, слегка асимметричное лицо скалилось жуткой улыбкой из тридцати двух серебряных зубных протезов, – родные раскрошились от жара. Чудом спасся язык, который больше не чувствовал вкуса, и глаза, хронически воспаленные, блестящие, налитые кровью и быстро устававшие от яркого света. Конрад Кирхе, полковник регулярной армии в отставке, был принят на службу в организацию Имперра, возведен в чин генерала и назначен главой тактического подразделения «Жернова» и вспомогательного подразделения «Коса».
– Как вам маска? Ремни не жмут? Дышится легко? Окуляры зачарованы как положено?
– Да, благодарю вас, митан. Господа из университета Калькштейна недавно предоставили мне новый специальный состав для смачивания глазных яблок. Мало того что он антисептический, так еще и эффект увлажнения длится до шести часов.
– Как пахнет?
– Сиренью, если судить по ярлыку на флаконе.
– Любимый мой аромат. А вы что предпочитаете?
– Прежде я любил запах тюльпанов, но, лишившись носа, стал менее щепетильно относиться к подобным вопросам. Насчет операции…
Инструктаж был короток, генеральный план не изменился. Единственное, на чем я акцентировал внимание, это пробное применение нового типа армодрома – алхимической машины серии «Отравленный кинжал».
– Засим все, генерал, не хочу сглазить, но операция обещает быть простой и быстрой.
– Вас понял, мой тан. Позвольте откланяться.
Он надел маску, воспаленные глаза скрылись за непроницаемыми желтыми стеклами, ремешки оплели череп, и свое место занял пикельхельм. Этот человек жил в муках, которые, как утверждал культ Все-Отца, уготованы лишь самым бесстыдным грешникам рода человеческого уже в посмертии. Жил и не жаловался. Я, тэнкрис, никогда не смогу обратиться к нему на «ты», как бы ни старался.
Не успел генерал добраться до двери, как из саркофага донеслось тихое детское всхлипывание. Кирхе замер.
– Мама! – жалобно позвал тонкий детский голосок. – Мама! Мамочка! Где ты? Мама! Мне страшно!
– Заткнись, мразь! – рявкнул я.
– Мама! Здесь темно! Холодно! Где ты, мама? Мне страшно! Он мучает меня! Мама, забери меня! Мамочка!
Тоскливый детский плач, хнычущий, задыхающийся детский плач, который не тронет лишь самое заледеневшее сердце.
– Конрад, игнорируйте.
– Слушаюсь, митан.
Он вышел за дверь безо всяких колебаний.
– Или самое обугленное, – пробормотал я. – Беххерид!
– Ты окружил себя чудовищами, Бри! – досадливо проворчал узник. – В нем ничто не шелохнулось! Где делают таких людей? Как можно стать таким черствым чудовищем, когда ты слеплен из вкусного мягкого мяса?
– Надо всего лишь пройти закалку через сгорание заживо. Терлох аник таа!
Узник саркофага взвизгнул