эскалатора и сразу понял, что багаж получить нам нужно как можно быстрее. Скиннер настолько привык работать в горячих точках, что не видел ничего сверхъестественного в том, чтобы проехаться по тротуару среди разъяренной толпы – если ему что-то было нужно. На этот раз нужен ему был я, и я бросился ему навстречу с деловитой улыбкой на физиономии.
– Не беспокойся, – крикнул он. – Через минуту нас здесь не будет.
Большинство людей обычно верят Скиннеру или по крайней мере хотят верить. Было в нем что-то такое, что говорило: оставьте этого парня в покое. Черный «понтиак» Скиннера выглядел угрожающе, а сам он представлял, казалось, еще большую угрозу для каждого, кто подвернется под руку. Скиннер был на голову выше всех в аэропорту. На нем была белая куртка с высоким воротником и по меньшей мере тринадцатью накладными карманами, где могло оказаться что угодно – от фосфорной гранаты до непромокаемой авторучки. Голубые шелковые слаксы Скиннера были отлично отутюжены, но носков он не носил, и его недорогие резиновые сандалии весело шлепали по тротуарной плитке. Глаза Скиннера прятались за темно-синими зеркальными «сайгонами», шею обвивала тяжелая золотая цепь с квадратными звеньями, которую можно купить разве что в каком-нибудь ночном ювелирном магазинчике на задворках Бангкока, запястье же украшал золотой «Ролекс» на браслете из нержавеющей стали. Фигура явно неуместная в толпе туристов с континента, вывалившихся из самолета компании «Алоха», рейс Сан-Франциско – Гонолулу. Но Скиннер в отличие от них был не в отпуске.
Увидев меня на подходе, он протянул руку.
– Привет, док! – сказал он. – Я думал, ты бросил эти дела.
– Бросил, – отозвался я. – Но теперь что-то заскучал.
– Я тоже. Уже собирался выехать из города, как мне позвонили. Кто-то из организаторов Марафона. Им нужен официальный фотограф за тысячу долларов в день.
Он кивнул на переднее сиденье своего «понтиака», где лежало несколько новеньких камер марки «Никон».
– Я не мог от них отвязаться, – прокомментировал Скиннер. – Легкие деньги.
– О Господи! – сказал я. – Так ты еще и фотограф!
С минуту Скиннер рассматривал свои сандалии, потом медленно поднял лицо и, обнажив зубы в усмешке, уставился мне в переносицу.
– На дворе восьмидесятые, док! И я буду тем, кем мне нужно быть.
Скиннер был с деньгами на короткой ноге. С враньем, кстати, тоже. Когда мы с ним пересеклись в Сайгоне, он работал на ЦРУ, гоняя вертолеты «Эйр Америка», и, как говорили те, кто близко его знал, делал до двадцати тысяч долларов в неделю на опиуме.
Я никогда не говорил с ним о деньгах, а он всем нутром ненавидел журналистов, но мы довольно быстро стали друзьями и в последние недели войны много времени проводили вместе, покуривая опиум на полу его номера в «Палас Континенталь». Мистер Хи приносил трубки ежедневно около трех – даже в тот день, когда его домишко в Колоне был разбит прямым попаданием ракеты, – и гости отеля молча возлежали на укрытом циновками полу, вдыхая волшебный дым.
До сей поры это остается моим самым четким воспоминанием