вышел из комнаты, задев плечом за косяк. Плотно закрыл за собой дверь. Звонко хрустнул дверной замок.
– Кто пришел! Шурочка! Ну, здравствуйте. – Голос растянуто-вялый, с ленцой, вроде бы со сна. – Что ж вы так, без звонка? Могли ведь и не застать.
Размеренный топот крепких ног. Топ-топ-топ! В гребных шелушинках, свежие, не тронутые червячком.
– Вот, велели внести поправки в контракт с японцами.
Ирина почувствовала, Шурочка глядит на дверь комнаты всепроницающим взором лазурно-голубых глаз. Глядит ноздрями, каждой круглой кудряшкой. И уже с подобострастной ужымкой, с приседанием:
– Думала, может, вам срочно.
– Какие у вас щечки розовые, Шурочка.
– Здоровая я. Не болею потому что.
– Да, да, вы здоровая. Вы, Шурочка, прелесть! – чуть переигрывая, воскликнул Павел. – Очень срочно. Спасибо. Даже неловко. Могли бы прислать по е-мейлу.
– Что вы, Павел Евгеньевич, ни за что. Да, я вот еще принесла.
Шурочка не могла скрыть откровенного разочарования. Видно, ждала она не этой пусто бренчащей благодарности и не откровенно закрытой для нее двери из прихожей. Впрочем, голос ее оставался упрямо-настойчивым. Простой, земной голос, полный услужливой заботы, участия:
– Вот, круассаны купила по дороге. Которые вы любите. Для вас… – Голос Шурочки умильно дрогнул. Она забренчала фольгой. – Еще тепленькие. Из французской булочной. Возьмите. А что у вас так темно? Свет бы зажгли.
Вся она домашняя, тоже теплая, мягкая.
– Ах да, чего это я? – спохватился Павел. Два осторожных шажка от двери. Щелкнул клювом выключатель. – Зачем так много, Шурочка? Мне одному столько не съесть. Я же один.
– Один? – с укором переспросила Шурочка, огорчаясь на явный обман.
– Один.
– Ничего, скушаете. – Шурочкины силы были неиссякаемы. Расплылась в угодливой заботе. – С чайком, с кофе. Тепленькие еще. Настоящие круассаны, не шаурма с котятами. Скушайте, Павел Евгеньевич.
– Ну, Шурочка, ну обеспечили. Я ведь один, мне не справиться.
– Мужчины любят. Я знаю, вот другие не знают… С кофе, с чаем… – Голос Шурочки удалялся, видимо, ее понемногу вытесняли из передней.
– Щечку, Шурочка! Значит, до завтра.
Хлопнула дверь. Павел вернулся. В руке бумажный пакет. Положил на край стола. В комнату вкрадчиво просочился запах печеного теста с примесью прелых листьев.
– Теперь тебе надо идти. – Павел посмотрел на Ирину, с досадой поморщился. – Что ты так смотришь? Я же тебя не гоню. Просто у тебя уйма дел. Надо к Мадам успеть, если она еще в городе. – Он нетерпеливо переводил взгляд с Ирины на дверь, словно раздвигая воздух, чтоб ей было легче пройти. – Все будет так, как ты захочешь. Клянусь. Только прошу тебя, не звони мне, не приходи. Пока. Я сам.
«Какая духота в доме. И эта едкая горькая удушающая гарь пролезает через все плотно закрытые окна, сквозь шторы, ставшие из белых серыми. Нигде не укрыться.
Надо позвонить Мадам. Это Паша верно подсказал, ей-то что. Она Аллу всего один раз видела. Сама говорила.
Как