в сверкающих стальных, золоченых и вороненых шлемах, с развевающимися за плечами плащами, с круглыми русскими щитами, на которых, однако, были нанесены арабской вязью изречения из Корана.
– Юра, к стремени жмись! – выкрикнул в последний миг непонятную команду воин в вороненом шлеме, и отряд кованой рати стремительно врезался в рыхлую татарскую массу.
Ногайцы поднимали скакунов на дыбы, тянули поводья, пытаясь развернуться – но их не пускали собственные товарищи, напирающие сзади, и несчастным головным нукерам пришлось принять весь напор на себя – тяжелые рогатины пробивали тела, прикрытые лишь ватными халатами, насквозь; на всю длину входили в лошадиные туши, пробивая затем и седло, и всадника, превращали в щепу легкие тополиные щиты, которыми пытались прикрыться степняки. К тому же кованая конница шла плотным строем, стремя к стремени, и на каждого, привыкшего стоять вольготно, ногайского воина пришлось по два, а то и по три крымчака – так что многих врагов тяжелые всадники просто опрокинули грудью крупных холеных коней и стоптали копытами, продолжая на хорошей скорости двигаться вперед.
– Стремя! Стремя держите! – выкрикнул в самый момент сшибки командир отряда, опустил голову и вскинул щит, принимая на него удар копыт поднятого на дыбы степного коня, толкнул вперед рогатину, метясь в нижний край вражеского щита. Бедолага слишком поздно стал менять лук на пику и потому в самый важный миг своей жизни оказался практически безоружен. Острая закаленная рогатина легко прошла сквозь древесину, расщепив доски щита вдоль, впилась степняку в живот – но не слишком глубоко. Бывалый боец успел отдернуть свое копье, не дав ему застрять в плоти и сохранив оружие для новой схватки.
Идущий рядом воин в золоченом шлеме по своему врагу промахнулся, рогатина прошла мимо цели, однако удар конской грудью опрокинул ногайца, и острие копья тут же достало врага, что открылся за ним, войдя в грудь по самые усики.
– Бросай! – выдохнул командир, понимая, что наконечник неминуемо застрянет в ребрах.
Неизвестно, услышал его крымский нукер или догадался сам – но он разжал руку и потянул из ножен саблю.
Навстречу попался какой-то знатный татарин, в расшитом халате и стальной мисюрке на голове, попытался достать старшего пикой. Тот ловко подбил ее вверх, пустив над вороненым шлемом, тут же опустил щит, дробя окантовкой ключицу, колоть рогатиной оказалось несподручно. Прикрылся от летящей издалека пики, рогатиной подбил другую, направленную в товарища, тут же опустил наконечник, направляя степняку в живот. Промахнулся – но воин в золотом шлеме срубил отвлекшегося ногайца саблей. Вороги легли под копыта коней, а впереди открылись другие, уже опустившие пики.
– Ах ты… – Командир наклонился вперед, принимая на щит копье, нацеленное в голову коня, резко ударил в ответ рогатиной, намертво прибивая к седлу ногу противника, отпустил копье и, пролетая мимо, ударил в голову окантовкой щита. Выхватил саблю, пригнулся под очередное копье, сближаясь, рубанул