* *
– Здравствуйте! – спокойным, ровным тоном – как и всегда – поприветствовал Наталью Юрьевну, сидевшую за своим столом в тесной прихожей Епархиального управления, отец Ярослав. Как ему и было велено, он пришел к одиннадцати часам, даже на двадцать минут раньше. – Владыка у себя?
– У себя, – тихо, без каких-либо эмоций, ответила Наталья Юрьевна.
– Мне можно пройти или подождать?
– Спросите у отца Василия, – Наталья Юрьевна милостиво пропустила Андрейко через свой фильтр.
Благочинный величественно кивнул в ответ на приветствие отца Ярослава, неспешно встал со своего места, подошел к архиерейской двери. По монастырскому обычаю, теперь перед входом в кабинет епископа стали читать Иисусову молитву.
– Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас, грешных! – чеканно, с удовольствием произнес благочинный.
– Аминь! – раздался из-за двери голос Евсевия. – Чего там?
– Отец Ярослав, Ваше Преосвященство, – сообщил в приоткрывшуюся дверную щель Васильев.
– А, пусть заходит!
Отец Ярослав зашел. Как обычно, поклонился, кончиками пальцев коснувшись линолеума, подошел под благословение. Архиерей встал, благословил. Однако садиться не предложил, да и сам не сел.
– Вот что, отец Ярослав… Мне тут отец Василий доложил о твоих… семейных делах.
Андрейко чуть опустил голову, ни слова не сказав.
– Так вот, – продолжил, преодолев секундное замешательство, Евсевий. – Ты ведь со мной хотел говорить?
– Да, Ваше Преосвященство!
– Может, лучше поисповедуешься? – спросил архиерей.
Ярослав немного смешался – епископы, под началом которых он служил ранее, крайне редко принимали исповеди у своих священников, да и те к этому, по причинам вполне рациональным, не стремились. Но сейчас он, действительно, шел как на исповедь. И тут говорить было лучше у креста и Евангелия, а не сидя за столом.
– Благословите, Владыко!
Они подошли к небольшому аналою, установленному в углу кабинета. Архиерей благословил епитрахиль, затем поручи, и вполголоса начал читать обычные молитвы. Затем приподнял край епитрахили, а отец Ярослав, опустившись на колени, начал говорить. Изредка Евсевий задавал вопросы, всегда конкретные и точные. По своему звучанию они напоминали вопросы опытного врача или следователя и произносились с профессиональной четкостью и отстраненностью:
– Когда это произошло? Где?
Отец Ярослав давал столь же ясные ответы. Наконец исповедь подошла к концу, и разговор стал более плавным, а фразы – пространными:
– Да, нехорошее дело… – грустно резюмировал архиерей. – Ты сам-то служить хочешь?
– Да, Владыко! – горячо ответил отец Ярослав. Священническое служение по-прежнему оставалось для него стержнем его жизни, и без него он себя не мыслил.
– Хочешь… Хотя по канонам тебя, вообще-то, к службе подпускать нельзя, – тихо, вполголоса, продолжал архиерей. – Я тебе вот что предлагаю. Мы тут будем монастырь устраивать, мужской.