купюры. А отец Игнатий в ответ кивал головой и махал кистями рук, примерно так же, как дрессированные тюлени машут ластами.
– Ну, мне надо бежать уже! – сказал иеромонах, вспотевший после срочных поисков денежных заначек. – А ты, отец, если что – заходи, как всегда…
– Спаси Господь! – ответил Андрейко и почувствовал, что глаза его непроизвольно заслезились. Слишком давно он нес разные послушания, служил при слишком многих архиереях, чтобы не понимать, что значат эти слова. «Заходи, как всегда…» Запрещенного священника сейчас многие начнут избегать, как прокаженного. Прихожане будут глядеть большими испуганными глазами, пытаясь догадаться, что же за страшное грехопадение послужило причиной запрета. Собратья-священнослужители, сочувствуя в душе (сочувствуя уже хотя бы потому, что от прещений никто не застрахован), тоже постараются с ним лишний раз не общаться, по крайней мере публично – мало ли, прознает архиерей, и ему это может и не понравиться… Так поведут себя те, кто хорошо знает патриархийную кухню, а молодые и еще не пуганные мангазейские попы могут это просто не брать в расчет. Но отец Игнатий как раз в тонкостях патриархийного политеса разбирался прекрасно. И он дал понять, что их дружба никуда не исчезает и не «временно отменяется» – а это кое-чего стоило!
На взятые в долг деньги отец Ярослав смог решить первую, и самую неотложную, задачу: снять небольшую потрепанную квартирку, куда он мог срочно вывозить свои вещи (выяснилось, что их было не так уж мало) и куда смогла переехать его Наташа. Следующей задачей оказывалось трудоустройство… И тут выяснилось нечто неприятное.
Всю свою жизнь отец Ярослав провел среди интеллигенции. Интеллигентами – и по образованию и, так сказать, по стилю жизни – были его родители. Такими же были и их друзья, и его друзья. Круг его общения во все времена по большей части состоял из университетских преподавателей, журналистов и тому подобной публики, среди которой встречались и местные знаменитости, вроде известных в регионе телеведущих или поэтов с писателями. И по своим интересам, и по своему интеллектуальному и культурному уровню отец Ярослав принадлежал именно к этой среде. И поначалу именно здесь он намеревался искать работу.
С соответствующей просьбой он и обратился к одной знакомой университетской преподавательнице.
Встретила она его, по старой памяти, приветливо, хотя и чувствовалось, что в ее отношении к нему появилась некая доза отчуждения, смешанного с не вполне осознанным страхом перед «падшим священнослужителем». Андрейко это очень задевало – задевало вдвойне сильно потому, что он сам мучился от осознания собственного греха – однако виду он старался не подавать.
– А я к вам с просьбой… – начал он максимально скромно, сидя в маленькой гостиной (такие в Мангазейске обычно называли «залами») на стареньком потертом диванчике.
Преподавательница вежливо кивнула.
– Я, вы знаете, сейчас в запрете… А жить как-то надо. Нельзя ли найти какую-нибудь работу у вас в университете?
– У нас? – немного