монаха колпак —
Над силуэтом иконы видно.
Саша сказал, что стих хорош, но я то, точно знал, что Тарковского Саша не смотрел, а значит врет. Какое счастье знать, когда именно тебе врут и какое несчастье думать, что тебе всегда говорят неправду.
Из вежливости я попросил Сашу прислать что-то новое из своего «котла»
Он откликнулся:
Здравствуй милая, Мальвина
Голубые твои пряди
Вот он я – твой Буратино
Кукольная блядь я.
Я напился с Артемоном —
Он по-сучьи был хорош,
На двоих бутылка рома —
Он собака – что возьмешь?
Растеклись мои чернила
В них мокаю я перо,
Что ж ты, милая Мальвина
Отсосала у Пьеро?
Я написал Саше, что его талант растёт, как уровень рождаемости после «Перестройки», как писал ему всегда, но на этот раз стих действительно был хорош.
За окном шел дождь, мутные сети похмелья отпустили меня к обеду. Вернее, я сам смог из них выпутаться, благодаря, грязному на цвет, кофе Я спускался курить только один раз. Сигареты были тяжким наказанием, к которому привык, и с которым боишься расстаться. Я чувствовал буквально, очень живо, как из меня вытекают мои силы, как тают дни, минуты, я знал, что каждый мой вздох приближает меня к смерти. Это знают все, но почему-то не режут вены.
– Слушайте, – крикнула Тамара, – где мой карандаш?
– Они с точилкой свали из этого гадюшника – зачем-то ответил я. У меня была такая роль: я заполнял зияющую пустоту образов.
– Я серьезно, – не унималась Тамара. – Вчера я наточила себе карандаш, а сегодня его нет и это не первая вещь, которая у меня пропала.
– Если у тебя пропадает карандаш – это не значит, что всем безразличны твои карандаши – предложил я.
– Ты сегодня чтобы дописал заявление! Я смотрю, у тебя времени много! – злостно отозвалась на мой выпад Тамара.
– Я много раз говорил тебе, чтобы ты бросила все и уволилась, но ты этого не делаешь – невозмутимо отвечал я.
– К вечеру я жду заявление – не унималась Тамара, – и где все-таки мой хренов карандаш!?
Я подумал, что карандаш мог расплавиться или превратиться в опилки от стыда, который он испытывает, при работе с нами. Я даже хотел озвучить эту свою мысль, но постеснялся.
Стеснение лишило мир многих моих высказываний и многих моих поступков. Жаль, что теперь уже поздно, иначе, я бы не стал теперь себя ограничивать.
Ночь опустилась на мой город, окутав его прохладой и туманом, расползлась по крышам домов, по голым деревьям и затаилась в серых подворотнях. Мне, кажется, что так все и началось.
II
«чтоб идти вслед за ними нужны золотые ноги»
И. Кормильцев
Рубашка выползла из брюк и торчала из-под кожанки, носы туфлей были в пятнах, мелкие капельки грязи засохли на штанине, в наушниках не унимались Radiohead. Я шел домой, вернее, в сторону дома и уже точно знал, что ждет меня дома. Какой-то непонятный стыд и страх жёг меня изнутри. Мне хотелось исчезнуть, испариться, провалиться в дыру, соединяющую реальность с ирреальностью. Я был убежден,