сбежать от едкого дыма, но надышался им и потерял сознание в коридоре. Это все предстало пред глазами девушки за те несколько секунд, которые она потратила, чтобы добраться до окна. Подняв раму, Мария высунула голову, опустила с переносицы шарф и сделала глубокий вдох свежего воздуха улицы. Затем не менее жадный выдох, снова вдох, и так до тех пор, пока не отошло головокружение и резкий кашель. Горло все еще саднило и пекло, а из-за спины девушки, шириной теперь во весь оконный проем вырывался черный поток дыма, уклоняемый ветром в бок.
Подождав, пока пройдет спазм кашля, а из спальни вытянет основную массу копоти, Мария вернулась в помещение, подняв шарф на переносицу с той мыслью, что не для таких целей мать дарила его ей, и теперь рассмотрела источник едкого чада: большая коллекция грампластинок плавилась, пожираемая зеленоватыми языками пламени. Часть этой тягучей массы плюхалась на пол, на нижние полки, обугливала дерево, а затем, остывая, твердела, подобно смоле. Бумажные конверты для пластинок уже сгорели, и Марии не представлялось возможности узнать, какие песни и чье творчество, записанное на них, погибало, капая теперь бесполезными кляксами случайных форм.
Обняв баллон одной рукой, Мария сорвала чеку и надавила спускной клапан, высвобождая содержимое огнетушителя постепенно, на всю площадь возгорания. Дым начал сменять белый пар. От этого видимость внутри спальни ухудшилась, пар стал обволакивать девушку со всех сторон, она практически действовала наугад. Но полностью открытое окно вытягивало наружу всю образовавшуюся смесь пара, чада, копоти, и видимость вскоре вернулась. Убедившись, что огонь потушен и причин для нового возгорания нет, Мария обдала бывшую коллекцию пластинок еще раз для верности, пока баллон не опустел, а затем оставила его, и, стараясь все это время вдыхать как можно реже, девушка вновь высунулась в окно, чтобы отдышаться перед обратным спуском.
Отсюда ей были видны последствия взрыва целиком. Разрушенные и выгоревшие дома собрали вокруг себя пожарные расчеты, санитарные машины, полицейских, людей в стальных касках, административных лиц, очевидцев, пострадавших и просто зевак. Создавалась карусель из голосов, звуков, автомобильных сигналов. Отчетливо Мария услышала спор женщины с мужчиной в стальной каске о том, что ее не нужно никуда реабилитировать. Ее громкие выкрики привлекли внимание.
– Я не уйду! Ночью сюда придут мародеры.
– И что они утащат? Золу? – отозвался в ответ взбешенный, потерявший терпение мужской голос, вскидывая голову с мольбой к Всевышнему, чтобы тот дал его еще немного.
Затем Мария перевела взгляд чуть ниже, где у калитки увидела Брандмейстера. Он стоял возле машины медиков вместе с миссис Хаджест. Санитар захлопнул двери кузова и поспешил в кабину, а миссис Хаджест, стоя к Брандмейстеру впритык, принялась восхищенно благодарить пожарного за спасение мужа. Финли же покивал в ответ и сказал, что спасать людские жизни – его работа, и, что он рад, когда удается это сделать. Но одновременно Брандмейстер