бедной индианке. Она указала дорогу к ним своим краснокожим сыновьям и внукам, открыла им ворота форта, и они перерезали всех белых. Ибо сказал Господь: «Земля, в которую идете вы, чтоб овладеть ею, земля нечистая, она осквернена нечистотою иноплеменных народов… Итак, дочерей ваших не отдавайте за сыновей их, и дочерей их не берите за сыновей ваших и не ищите мира их и блага их во веки, чтобы укрепиться вам и питаться благами земли той…» Но ты, Шепли, не укрепляешься, а теряешь силу с каждым днем, якшаясь с этими индейцами…
После суровой библейской проповеди вновь стало тихо, и вскоре Анжелика поняла, что этот житель Брансуик-Фолз, кажется, решил их пропустить.
Он даже занял место во главе их маленького отряда и начал подниматься по склону, что лежал впереди. Когда путники вышли из лощины, их окружили светлые весенние сумерки, которые не погаснут еще долго. Порыв ветра донес до них запах хлева и все еще далекое мычание и блеяние возвращающихся с пастбища коров и овец.
Глава II
Вдруг на фоне золотистого неба, исчерченного длинными рыжими полосами, обозначились очертания большой английской фермы.
Она стояла одиноко и горящим глазом окна, казалось, следила за темной лощиной, из которой выходили люди.
Подойдя ближе, путники разглядели ограду загона для овец.
Здесь их держали, стригли, здесь же делали сыр. Несколько мужчин и женщин повернулись и проводили взглядами трех лошадей, на которых ехали чужаки.
Чем дальше они продвигались по тропе, тем ближе, казалось, становился западный край неба, где горел закат.
Наконец за поворотом показалась вся деревня с ее домами, стоящими один над другим на склоне холма, увенчанного вязами и кленами.
Они возвышались над неглубокой травянистой ложбинкой, по которой бежал ручей.
Оттуда возвращались прачки, неся на головах ивовые корзины, полные выстиранного белья, и юбки их синих полотняных платьев хлопали на ветру.
За ручьем полого поднимались луга, а за ними стоял густой лес.
Тропинка превратилась в улицу и после вновь потянулась вверх мимо окруженных садиками домов.
В застекленных или затянутых пергаментом окнах горели свечи, точно яркие звезды, пришедшие на смену свету дня и усеивающие эту идиллическую картину, словно россыпь драгоценных камней.
Однако слухи разлетелись быстро, и, когда путники остановились на другом конце деревни перед внушительным домом с фронтонами и выступающим вторым этажом, за их спинами собрались все обитатели Брансуик-Фолз и воззрились на них, разинув рты и вытаращив глаза. Повсюду темнело море черных и синих одежд, изумленных лиц, белых чепцов и шляп с высокой тульей.
Когда Анжелика соскочила с лошади и поздоровалась с собравшимися, послышался неясный ропот, и толпа растерянно попятилась. Когда же Мопертюи снял с лошадиного крупа маленькую Роз-Анн и поставил ее на землю, ропот сделался еще громче, превратившись в гул, подобный гулу прибоя, гул, в котором слышались изумление, возмущение и протест, и каждый