я была как снег прекрасна
Морозные стояли дни
Я пела голосом Лазо:
Япе! Лагол! Осомл! Азо!
Япееее
Лагооол
Осооомл
Азооо
Уже душа томится счастьем
Уже забыла все на свете
Пред ней как маленькие дети
Резвятся-прыгают несчастья
Она их гладит по головке
И на меня глядит неловко
И говорит
Может, усыновим? а? —
Конечно, дорогая! одним-двумя больше! вон, их там миллионы резвятся в комнатах наших! а то что-то уж очень ты счастьем затопилась!
50 капелек крови в абсорбирующий среде
Как можно заметить, этот опус находится на пересечении стилистик японской хайху, ассоциативной поэзии, традиции афоризмов и поп-артистских и концептуальных текстов.
Правда, в отличие от хайху, всякое указание на конкретный предмет или же переживание сей же час стремится стать простым высказыванием, просто языковым актом.
В отличие от традиции афоризмов автор не следует принципу экономии и дидактической осмысленности, если и не манифестируемой, то предложенной как осмысляющая интенция.
Ассоциативной же поэзии не соответствует столь жесткая предумышленность, почти каноническая форма (3–4 строки), с назойливо повторяющейся присказкой о капельке крови.
От поп и соц-арта, а также концептуальных текстов эти отличает стремление апеллировать к какому-никакому реальному визуальному и эмоциональному опыту, а также к прямому поэтическому жесту.
В общем, всего понемножку, и ничего, к сожалению, в целом.
Морозный узор на стекле
Капелька крови на пальце мальчика, одетого в изящный лейб-гвардейский морской мундир
Робкий первоклассник у черной доски:
Мама мыла раму
Слезами
Маленькие свастики на брачной простыне
Капелька крови на безымянном пальце
Чистая, как опушка заячьего воротника, экзистенция
Москва – Берлин, 1990 год
Жало тигра
Хобот быка
Капелька крови на мужском пальце, выходящем
из чужого тела
Чей-то будущий плач
Мелкий топот убегающих по крыше ног
Капелька крови на лапке котенка
Судьба поэта в России
Чудесные