ему. А мне досталось от матери, у которой пропал ее любимый казан. Она готовила в нем вкусный рассыпчатый азиатский плов, просто объеденье. «Это опять твоих рук дело, бездельник! – кричала она в ярости. – Все из дому тащишь, а в дом ничего! Хоть бы ржавый гвоздь принес когда…» И понеслось. Давно уже соседи не слышали такого концерта… Накануне утром мы тоже готовили блюдо в этой кастрюле – тайком в сарае. И вместо риса мы положили туда аммонал. Андрейка, любивший остренькое, приправил стряпню двумя горстями гвоздей и болтов. Чугунок с начинкой он забрал с собой под предлогом, что живет ближе к мосту, но обещал угостить оккупантов цхинвальским пловом только вместе со мной.
И вот она, развязка – очень неприятная для меня, надо признать. Как встречу этого отморозка, выскажу все, что о нем думаю. Пожалуй, выйдет драка, и, хотя он моложе меня лет на семь, все же сильнее. Толстожопый, как все штангисты. И ни хрена не боится. Только что доказал это. Не справлюсь с ним. Набьет мне морду – не стерплю обиды и, не зря же я ношу с собой обрез, пристрелю его. А за что? За то, что парень показал себя героем? Никто не поймет. А может, я все-таки одолею его в драке? Тогда он меня пристрелит. Нет, так не годится. Надо будет бросить курить. Дыхалка ни к черту.
Я вошел во двор второй школы. Кажется, никого. Минуя площадку для игр с нависшими друг против друга баскетбольными щитами, остановился у турника в углу и попытался на него взобраться. Напрасный труд. От мороза пальцы прилипали к перекладине. Пришлось бросить. Приняв упор лежа, я начал отжиматься. Обрез за пазухой мешал, да и тулуп был тяжелый. Может быть, поэтому я сделал так мало отжиманий – или обжиманий, как говаривал мой покойный тренер Джуба. Дня три назад схоронили его у пятой школы. Настоящим патриотом был парень и честным, каких поискать. Рухсаг у[2]. Дело было ночью на улице Сталина. Строили баррикаду. Подкатил грузовик, наполненный мешками с песком. Джуба вместе со всеми начал разгружать машину, а в это время со стороны улицы Тельмана подкрался грузинский БРДМ[3] и открыл огонь. Все разбежались, а Джуба не успел или не захотел. Непонятно. Темное дело. К утру наши отбили улицу, забросав бронированную машину бутылками с зажигательной смесью. Охваченный пламенем БРДМ отступил. Говорят, экипаж так и сгорел внутри. Но это только слухи. А тело Джубы, изрешеченное пулями, лежало на снегу. Не верится, что Джубы больше нет. Так и вижу его улыбающееся смуглое усатое лицо. Из Чернобыля, куда он поехал добровольцем, вернулся живой и на вид здоровый, а смерть свою нашел в родном городе от рук оккупантов.
«Молодец, – услышал я из темноты чей-то кряхтящий от натуги голос и подскочил от неожиданности. – У тебя не будет бумажки, чемпион?» Незнакомец явно издевался надо мной. Мне было досадно, что кто-то видел то, чего не должен был видеть. Я молчал и поправлял на себе одежду, а тот чиркнул спичкой и закурил. В десяти шагах от меня у стены школы в темноте тлел огонек сигареты кряхтевшего. «Тебе что надо?» – спросил я незнакомца и подошел поближе. Тот сидел на корточках со спущенными штанами