мою, если ты не пожалеешь об этом!
– Я много о чем жалел в этой жизни, – сказал я. – Но мне непонятно, отчего ты, такой крутой, прячешься во время боя. Где ты был ночью, а? Или не слышал, как стреляли?
Я заткнул его – ему нечем было крыть. Ребята вокруг слушали нашу перепалку, но никто не вмешивался. Я не осуждал их, потому что сам избегал подобных разборок.
– Пошли-пошли, не связывайся с ним, – торопил крутого его маленький, похожий на шакала приятель, который откуда-то знал меня. Тот как бы неохотно дал себя увести и все оглядывался.
– Мы еще встретимся! – крикнул он.
– Не сомневаюсь, – ответил я. – Я сам тебя разыщу, если снова спрячешься!
Кажется, я переборщил, но он меня сильно завел.
– Мародеры, – сказал кто-то им в спину.
– Житья от них нет, – вздохнул другой. – Только и слышишь, как ограбили того, покалечили этого. Расстрелять бы их всех к чертовой матери. Хорошо, что ты не дал ему свою винтовку.
Да, дорогой ценой мне досталась эта кавалерийская винтовка. Чтобы купить ее, пришлось украсть деньги у родного отца. Он хранил их в чемодане, с которым приехал из Душанбе. Долгие годы родитель вкалывал там, чтобы накопить деньжат на постройку нового дома здесь, на родине. Это была мечта всей нашей семьи. Как же я радовался, что скоро буду выглядывать из окон собственного двухэтажного дома! Папаша говорил, что новый дом будет не хуже дворцов наших соседей, которым я страшно завидовал. Но война оборвала нашу мечту на первом же этаже. Отец, как и все вначале, думал, что это недоразумение скоро закончится и он доведет начатое до конца. Но потом понял, что все всерьез и надолго. Выходит, теперь я сижу на верхнем этаже нашего дома. Ведь деньги были отложены именно для его постройки.
Папашу чуть инфаркт не хватил. Отказался от меня. Сказал: «Мой старший сын умер». Мать, проклинавшая меня сначала, приходит сейчас на баррикаду и со слезами упрашивает вернуться домой. Не поздновато ли? Ославили меня на весь мир – и все забыть? Нет, никогда. Уж лучше околеть здесь, чем вернуться под недостроенный кров, где вечно будут напоминать о моем поступке, указывая пальцем на потолок.
А с младшим братом у нас договор. Если меня убьют, винтовка переходит к нему по наследству. Теперь он следует за мной повсюду. Вон он стоит на углу, в белом плаще. Делает вид, будто радуется солнечному теплу. Но я-то знаю, что у него на уме. Как и все наследники, брат хочет поскорей заполучить свое наследство. Только я не тороплюсь на тот свет. Дорожу своей задницей ради той, кого люблю больше всех на свете. Хотя, возможно, она и не подозревает о моей любви.
По ночам, когда не очень сильно стреляют, я прихожу к дому, в котором она живет, и смотрю на ее окна. «Спит, наверное, – думаю я. – Греет своим роскошным телом холодную постель». А может, она боится и не смыкает глаз? У нее есть основания для этого. Во-первых, это девушка из богатой семьи и наверняка значится в списках мародеров, рыщущих по ночному замерзшему городу. Во-вторых, она красавица и сама по себе представляет лакомый кусочек для любого отмороженного.