его легких объятьях, я взял такси и помчался к свидетельнице, надеясь, что разговор с ней прольет хоть какой-то свет на странную смерть Александры. Дорога на тридцатипятиградусной жаре была утомительной. В такси не было кондиционера и все окна были отрыты. Ветер жаркой струей бил мне в лицо, и от него не было практически никакого толку. В надежде хоть как-то охладиться, я немного высунулся из окна и наблюдал, как над расплавленным асфальтом плывут в струях горячего воздуха разморенные люди. Жара сняла с них одежду и остатки приличия. Не стесняясь своих далеко не модельных форм, женщины за пятьдесят и мужчины пивной наружности ковыляли по своим делам, перекатывая под шортиками и маячками большие животы и толстые целлюлитные бедра. Вдруг среди этой полуголой, очумевшей от зноя толпы я увидел нечто стройное и обворожительное. Короткое сиреневое платье на тонких ножках разрезало собой, словно бритвой, людской жарящийся на солнце пирог. Я обомлел и протер глаза. Девушка в сиреневом платье, как две капли воды была похожа на свидетельницу со свадьбы. Быстрым шагом она прошла сквозь толпу и исчезла в каком-то дворе. «Надо же, – подумалось мне, – еду искать человека и вижу по пути его точную копию. Жара и коньяк, видимо, вещи несовместимые…»
– Все, дальше пробка. Здесь мы можем простоять полчаса, а то и больше, – с каким-то непонятным удовлетворением констатировал водитель, когда мы стали подъезжать к большому перекрестку. – Может, нырнем в закоулок?
– А это поможет? – засомневался я.
– Думаю, что да. Но мы подъедем к больнице немного с другой стороны. С черного хода, так сказать.
– Да хоть с голубого, – не удержался я от шутки, и мы с водителем дружно рассмеялись.
Машина нырнула в узкий проулок, и, пропетляв минут десять по внутриквартальным улочкам, мы очутились перед высокой стеной из красного кирпича, разрисованной вдоль и поперек непонятными надписями и рисунками.
– Граффити – наскальная живопись двадцать первого века. Использовалась подростками с художественными – от слова «худо» – наклонностями для преодоления кризиса сексуального взросления, – словно экскурсовод-искусствовед подметил водитель. – Хотя, надо отдать должное, нарисовано вполне неплохо и хоть как-то, но все же скрашивает наш хмурый городской пейзаж.
– Творчество без границ – пока стены не кончатся, – согласился я. – А вы случайно не художник?
– Случайно я таксист, а в свободное от зарабатывания денег время я врач, как раз в этой больнице. Вот моя визитка, мало ли если что. Могу подвезти, а могу и вывести.
Я взял визитку, на ней было написано: «Федор Скворцов. Врач-токсиколог».
– Вывести в смысле из запоя!? – я улыбнулся, подумав, что от меня наверняка за сто верст прет коньяком, и решил тоже блеснуть остроумием. – Здесь опечатка, – пошутил я, вертя в руках визитку, – написано: «Врач-токсиколог». Может, лучше – «Врач-такси-колог»?!
Мы рассмеялись. Я достал деньги и расплатился.
– Приятно