тины готического рва в бесконечно далекой зеленой долине.
– Плывут свободно, плывут, не прилагая усилий, – сказал Уилл самому себе. – Плывут свободно.
И эти слова доставили ему неизъяснимое удовольствие.
– А я сидела там, – сказала она. – Сидела и смотрела, смотрела, пока через какое-то время сама не начинала тоже плыть. И я плыла вместе с лебедями по гладкой поверхности, лежавшей между темнотой внизу и бледным нежным небом над головой. И в то же время плыла и по другой поверхности, простершейся между тем местом и этим, таким далеким, между тогда и сейчас.
И между счастьем, оставшимся в воспоминаниях, думала она, и нынешним непрерывным, мучительным ощущением утраты.
– Плыла, – продолжала она вслух, – по поверхности, разделявшей реальное и вымышленное, между тем, что мы воспринимаем извне, и тем, что находится внутри нас самих, но таится глубоко-глубоко…
Она положила ладонь ему на лоб, и внезапно слова трансформировались в предметы и события, которые они обозначали; умозрительные образы превратились в факты. Он действительно ощутил, что плывет.
– Вы плывете, – мягко, но настойчиво внушал голос. – Плывете, как белая птица по воде. Плывете вдоль великой реки жизни – широкой, гладкой, беззвучной реке, течение которой почти не ощущается, и можно даже подумать, что она уснула. Спящая река. Но она все же течет, и течет неумолимо. Жизнь тихо, но неуклонно перетекает в другую, еще более полноводную жизнь, мирную и спокойную и тем более глубокую, тем более богатую и сильную, тем более полноценную, потому что она ведает о всех ваших болях и несчастьях, знает о них, впитывает их в себя, растворяя в собственной субстанции. И именно в этот покой вы и плывете сейчас, плывете по гладкой тихой реке, которая спит, но течение которой неудержимо именно потому, что она спит. И я плыву вместе с вами.
Так она разговаривала с незнакомцем. И совсем на другом уровне говорила сама с собой.
«Плывешь свободно. Для этого не приходится ничего делать. Только дать себе волю, только позволить увлечь себя потоку, лишь обращаясь с просьбой к этой неумолимой спящей реке жизни нести меня в своем русле, зная, что именно в этом направлении я и хочу двигаться, туда я должна попасть: в другую, более полную жизнь, в другое жизненное пространство, где царят мир и покой. Вдоль по спящей реке к месту, где я смогу окончательно смириться с действительностью».
Помимо воли, совершенно бессознательно Уилл Фарнаби издал глубокий вздох. Обещанный ею мир тишины наступил! В нем царила глубочайшая хрустальная тишина, хотя по ту сторону штор продолжали возню попугаи, а голос рядом с ним продолжал вещать нараспев. Молчание и пустота, а сквозь молчание и пустоту текла река, спящая, но неудержимая.
Сузила посмотрела сверху вниз на лицо, лежавшее поверх подушки. Внезапно оно показалось совсем юным, почти детским в своей безмятежности. Хмурые морщины на лбу разгладились. Губы, еще недавно так плотно сжатые от боли, теперь чуть открылись; дыхание сделалось