она боялась идейно разойтись с ним и тогда могла встать к нему в оппозицию. А он бы этого не выдержал и занёс её в личные враги. И то предсмертное письмо, которое она оставила его в этом убеждало. Он был так на неё обижен, что смерть жены принял за предательство и удар в спину. «Надя не простила той моей фразы на банкете по случаю годовщины октябрьской революции: «Эй, ты, пей». Он и сам не знал, как вырвались эти слова. Хотя он лукавил; ему не нравилось то, как она порой истерично ограждала его от Берии. И когда она говорила, что Лаврентий оказывал на него влияние, как демон и может внушить ему, что она, жена, его личный враг. И тогда ему ничего не стоит упечь её в лагерь. Но самое опасное было в том, что Надя, которую он считал самым близким другом, уже не такими преданными глазами смотрела на него, и он боялся с женой духовного разрыва…
В то время Берия был нужен Сталину, так как ещё при Ягоде зрел заговор, а при Ежове мог вот-вот осуществиться, об этом ему докладывали люди Берии. Так что только при Лаврентии он почувствовал себя несколько спокойным. И ему одно сильно не понравилось, когда Берия стал усердно выпускать из лагерей якобы безвинно посаженных Ежовым политзаключённых. Он ему сам подсказал разобраться, всех ли заговорщиков расстрелял Ежов, которых к уничтожению готовил ещё Ягода? Тогда ему Власик говорил, что Ежов для чего-то сохранял их в живых. Берия каким-то образом узнал об этом и пошёл на опережение, то есть избавился от них и доложил Сталину. Неужели Лаврентий его прослушивал? А ведь он лично исполнял его поручения по разоблачению последышей «заговорщиков Тухачевского»…
Когда Берия пришёл к власти в карательном органе партии, Сталин поставил перед ним задачу – выпустить из лагерей до двухсот тысяч неправомерно арестованных Ягодой и Ежовым, чтобы очиститься самому и показать народу, что партия восстановила справедливость и социалистическую законность…
И вот в Кунцево, глядя на членов политбюро с саркастической улыбкой, Сталин старался на время забыть о Берии. Хотя в такие минуты, думая, что Лаврентий всё равно от него никуда не убежит, любил над своими соратниками подшучивать, а то от души и посмеяться. Он даже не гнушался поиздеваться над Хрущёвым, когда заставлял Хрущёва прихоти ради залезать под стол и оттуда издавать то ли собачий лай, то ли кукареканье, а то и заблеять козлом.
Между прочим, в такие минуты Сталин инстинктивно ненавидел Хрущёва за его неуёмный темперамент, который он проявлял особенно, когда возглавлял Московский горком партии. «Ты лучше козлом поблей и попрыгай, – про себя думал Сталин, – мне твоя самостоятельность нэ нужна. Я должен тебе подсказывать и тобой управлять. А тебе остаётся лишь слушать меня!»
Сталин входил в раж так, что Хрущёву ничего не оставалось, как самому прикидываться шутом и тогда не один Иосиф Виссарионович покатывался со смеху, но и все участники ночных дачных застолий…