площадь.
– Но, боюсь, мы мало знаем о том, что там теперь происходит, – признался он. – Когда-то вся эта территория полностью принадлежала могавкам, однако за последние двадцать с лишним лет произошли кое-какие перемены.
– Эти знаки – деревни?
Мориньер коснулся пальцем отметки на карте.
– Да. Но я не стал бы доверять этим значкам, – доверительно проговорил Бонна. – С тех пор, как была составлена эта карта, много воды утекло. Войны, болезни… Всё это вместе меняет облик здешних мест очень быстро. В прошлом году, например, страшная эпидемия напала на индейцев, обитавших на той стороне реки. Насколько мы знаем, из тех индейцев мало кто выжил. Оставшиеся в живых бежали из этих мест. Ушли в леса – в самую глубину их. Надеялись, что там смерть их не найдёт.
Он внимательно посмотрел на Мориньера.
– Это не слишком дружелюбная страна, монсеньор.
*
Мориньеру не потребовалось много времени, чтобы выяснить о дарованных ему землях на порядок больше того, что открыл ему Бонна.
Отдавая ему земли на южном берегу Святого Лаврентия, его величество – осознанно или нет – бросил его в самую гущу теперешних территориальных споров. Ирокезы, прежде занимавшие всю эту область, а позднее отброшенные алгонкинами к югу, в последние годы настойчиво пытались вернуть себе принадлежавшие им когда-то пространства.
Белые на южной стороне Лаврентия селились неохотно. Жались к реке, вглубь территории заходить не рисковали. И это было понятно. Здешняя земля была ареной бесконечных схваток. И если на открытом пространстве французы ещё как-то могли противостоять аборигенам, то в лесах большинство из них чувствовали себя беззащитными, как младенцы.
Они не умели воевать против индейцев. Их, индейцев, тактика – подкрасться, броситься на врага, залить кровью несчастную землю и исчезнуть, испариться, как не было, – приводила белых поселенцев в неистовство.
Военный губернатор – Мориньер выслушал от Филиппа немало на его счёт возмущённых речей – брызгал слюной, оправдывая огромные потери, которые понесли колонисты в одном из последних, предпринятых им, военных походов.
– Проклятые ирокезы! – бушевал тот. – Трусливые животные! С ними невозможно воевать! Они нападают исподтишка и исчезают сразу после нападения, вместо того, чтобы честно принять бой!
Рассказывая о том, как проходил последний Совет, Филипп не в состоянии был удержаться от возмущения.
– Этот Клод де Жерве – совершеннейший болван. Нет, ещё хуже! Самовлюблённый болван! Он мнит себя великим полководцем, тогда как на самом деле ни черта не смыслит в военном деле. Из-за его идиотских решений гибнут люди. Бессмысленно гибнут. Нелепо.
– Что ж, – ответил тогда Мориньер, – вы ведь за этим сюда и прибыли. Собирайте сведения, пишите его величеству.
– Безусловно, я так и сделаю. Но проблема в том, что Клод де Жерве говорит ровно то, что желал бы слышать его величество. Если