гостеприимно. И знакомством остались довольны.
Но Мориньер всё равно испытывал тревогу.
*
– Завтра я уйду, Жак.
Жак Обрэ подбросил носком сапога камушек. Потом остановился, заложил руки за спину.
– Вы ведь не собираетесь идти один?
– Нет.
Мориньер обернулся, посмотрел в направлении форта. Стены, воздвигнутые недавно, с этой точки были едва видны – от взглядов с реки их укрывала высившаяся над фортом скала.
– Я возьму с собой двух индейцев. Вы справитесь тут?
– Конечно.
– Скоро должны прийти первые каноэ с оружием.
– Я помню.
Жак Обрэ выглядел сосредоточенным, но ни в малейшей степени не озадаченным.
– Когда вы рассчитываете вернуться, монсеньор?
Мориньер развёл руками – не знаю.
– Вам придётся кроме всего прочего позаботиться о запасах на зиму. Отправьте всех, кто не будет занят строительством, на охоту. Полсотни голодных мужчин, запертых в стенах форта несколько долгих месяцев, – не шутка.
Жак кивнул коротко.
– Я всё сделаю. Не беспокойтесь.
*
Мориньер беспокоился. Ему не очень нравилась необходимость покидать форт сейчас – когда так много ещё надо было сделать, когда он не мог дать остающимся исчерпывающих указаний, а, следовательно, не мог быть уверенным, что держит ситуацию под контролем.
Он усмехнулся. А могут ли вообще белые в этой части света быть в чём-то уверенными?
За последние недели он успел сделать многое. И при этом далеко не был убеждён, что в плане понимания окружающей обстановки продвинулся достаточно далеко. Он сумел наладить отношения с соседями – более или менее. Однако совсем не был уверен в том, что всякий раз правильно оценивает их поведение.
Сидя в кругу индейцев, раскуривая с ними трубку, слушая то, что переводили ему его проводники, глядя в их бесстрастные лица, он думал о том, что многие прежние его умения тут мало чего стоят. Он не умел пока считывать с этих лиц. Не понимал, блефуют они или говорят правду, можно ли верить их словам и полагаться на их обещания. Он не чувствовал их – не понимал их рассуждений, не умел рассчитать и верно оценить их приоритеты.
Но он уже видел: представление их, белых, о населявших Новый Свет народах было, как минимум, неполно. Как максимум – ошибочно.
Только оказавшись здесь, он осознал, насколько сложно рассчитывать на успешное развитие колоний до тех пор, пока не будет осмыслена и понята простая идея: индейцы – не выбеленный пергамент, на котором всякий может написать то, что посчитает нужным. У них – своя система ценностей, своё видение мира, своя логика. Пытаться выстроить что-то на их земле, не считаясь с их представлениями о миропорядке, не получится.
А ещё он понимал, что ему надо спешить.
Мориньер рассмеялся, припомнив сказанное его величеству: «Я намерен там сибаритствовать от души».
Он