Информационная война. Владимир Разуваев

обострении ситуации в украинской Авдеевке в конце января – начале февраля 2017 года. В ней приводятся несколько цитат, однако решающее значение имеют слова временного поверенного в делах Кейт Бернс (США), сказанные на экстренном заседании Постоянного совета ОБСЕ. Она винит во всем случившемся «объединенные российско-сепаратистские силы», а потом призвала именно Россию остановить насилие и прекратить попытки захвата новых территорий за пределами линии соприкосновения.41 И это притом, что сама украинская сторона незадолго до этого признала, что начала постепенно занимать «серую зону» между противниками. Кейт Бернс известна своим антироссийским настроем, хотя для дипломата это в принципе неприемлемо. Однако The Washington Post с удовольствием опирается на ее высказывание. Однозначность и отсутствие мнения другой стороны стали, к сожалению, неотъемлемыми признаками западных СМИ. Во всяком случае тогда, когда речь идет о информационной войне против России.

      Лауреат Пулитцеровской премии Сеймур Херш в The Intercept в январе 2017 года высказал мнение, что американскому разведывательному сообществу не удалось доказать, что президент Владимир Путин лично распорядился провести хакерскую операцию, которая должна была привести к победе Дональда Трампа на президентских выборах.42 Никого это мнение, впрочем, не смутило. Вина России была однозначно определена в американских СМИ. Это как в «Крестном отце»: я уже вынес вердикт, так что обжалованию он не подлежит.

      Еще один прием западных СМИ в информационной войне – откровенная пристрастность. Любой русофоб может получить место в прессе, если его статья достаточно злобная, писал датский исследователь Ларс Эренсверд в Politiken в декабре 2016 года. Добавлю к этому, что желательно, чтобы в заголовке и в статье использовался термин «подлый».