эрудированный, разбирающийся, размышляющий, умело оппонирующий, смело анализирующий, – сейчас этот мальчик лишь на миг размыкает губы. Не артикулируя, шепчет:
– Валюта горит! Ёлы-палы, сколько баксов можно отхватить за эти иконы!
Какой киноглаз сможет передать это? Невинность юношеского облика – передаст. Безупречность манер – передаст. Сможет уловить, насколько обучены иронии юношеские губы…
И лишь к одному не готова кинокамера: запечатлеть той разрушительности, которая, пользуясь мальчиком, на миг высунул свой коготок, примериваясь к миру.
Превращения «кулачной» игры
Несколько дней назад я наконец решил избавиться от ваучеров. Обречёно понимая, что для меня, как и для большинства простых смертных, приватизационные чеки – всего лишь форма экономической учёбы, этакий завлекательный способ навсегда запомнить, чем «дивиденд» отличается от «инвестиции», я не стал особо мудрить. И пошел ва-банк! Точнее, в банк… В один из коммерческих.
Решил совместить приятное с полезным. Сначала отделаться от ценных бумажек. Потом попробовать разобраться, как нынче выгоднее хранить деньги, что может сулить рядовому вкладчику бизнес-счет, а что, например, вклад накопительный. (Собственное финансовое неведение меня уже давно томило. Вдруг отвалят гонорар, хотя бы за эту вот публикацию, – да такой, что не только долги раздать, а и на тридцать три чёрных дня хватит. И куда с такими деньжищами?! Не в мешке же хранить!). Наконец, воочию хотелось увидеть, чем финансовые «малыши», рекламно угукающие о своем процветании со всех углов, отличаются от привычных «сберкасс», тех самых, что за несколько последних лет так изляпали себя мизерными процентными ставками, нехваткой наличности, очередями, хамством, что от одной вывески «Отделение Сбербанка» – ощущение деревенских ворот, вымазанных в дёгте и посыпанных перьями.
Многозначительно бросив коллегам: «Я – в банк!», отправился…
Я стоял за стойкой, заполнял бланк договора и одновременно любовался, как матовое стекло конторки отражает офисное помещение: оливковые разводы настенных драпировок, притемнённый под старину хрусталь люстр, компьютерные дисплеи, сочащиеся зелёными строчками… Ксероксы источали запах озона, словно море после грозы. А девушки-операторы!.. Одна эффектнее другой!.. «Моя», та, что вносила в память компьютера паспортные данные, вдруг показалась мне эталоном здешнего, банковского, очарования. Конечно, это под её облик подбирался оливковый цвет драпировок, под её черноту ресниц и слабую синеву теней на веках, под голубые прожилки её рук, лежащих на клавишах компьютера. Это специально затемнены хрусталь люстр и цветочных ваз – не должны они соперничать с белозубой операторской улыбкой. И даже простоватые, обычного белого пластика жалюзи на окнах не выпадали из общей гармонии. Разве не смягчали они провинциальной, тавдинско-ирбитской вздёрнутости девушкиного носика?..
В общем,