сумрака, появляется слепой. Он идет прямо на семью крупными твердыми шагами, постукивая впереди себя палкой. Круглые непроницаемые очки, лицо жесткое и волевое. Это довольно высокий костистый мужчина лет сорока. Женщина кричит:
– Атонсьён! Атонсьён!
Но слепой продолжает зловеще надвигаться. Дети с визгом разбегаются.
– Атонсьён! – выкрикивает женщина и сама отскакивает с его пути.
Ее муж благоразумно отходит в сторону.
Слепой натыкается на груду чемоданов, но это для него не преграда – он гневно опрокидывает их ногами и палкой, и проходит, мстительно вдавливая каблуки своих ботинок в чемоданные бока.
Мы с Жаном забываем жевать. Когда всё закончилось, и семья вновь воссоединилась вокруг своих поверженных чемоданов, мы переглядываемся. Рядом с нами в немой сцене застыли редкие зрители. На женщину жалко смотреть – она прижимает к себе детей и что-то быстро говорит, повторяя «атонсьён, атонсьён». Как я поняла, она в чем-то оправдывается перед собой и окружающими. Ее муж флегматично восстанавливает чемоданную пирамиду.
– Почему он так повел себя?
Жан только пожимает плечами.
– А версии какие-нибудь есть?
– Нет.
– Но он же слышал ее?
– Вероятно.
– Во всяком случае, он не мог не почувствовать чемоданы. Видел, как он шёл?
– Да.
Я сижу и размышляю еще некоторое время над увиденной сценой. Кручу так и эдак… Нет, я отказываюсь что-либо понимать. И Жан никак не комментирует. Ну если уж он ничего не соображает во французских инвалидах, то я подавно.
***
Со второй попытки сели в поезд. Едем. На протяжении всего пути то и дело ходим в вагон-кафе, чтобы Жан подкрепился кофе. Я тоже выпила чашку, а вторую уже не могла – по-моему, это какая-то гадость. Но Жану нужно, и я хожу с ним за компанию, да и потом, мне скучно сидеть одной.
Жан просто поражает меня своей галантностью, еще с Милана. Всюду в поезде он пропускает меня первой. Но я хочу идти второй! Мне так неудобно открывать эти странные двери, к которым нужно особым образом прикасаться, чтобы они открылись, – и вообще, за спиной мужчины я чувствую себя в большей безопасности. Но Жан ни за что не хочет показывать мне свою спину – ведь это не вежливо.
Я говорю:
– Жан, иди, пожалуйста, впереди.
– О нет, мы, французы, женщин всегда вперед пропускаем.
– Это французских женщин, а меня можно не пропускать.
– Ни за что я не проявлю к тебе такого неуважения!
Пришлось объяснить ему про двери и чувство безопасности, когда идешь за мужской спиной. Он согласно кивает, говорит «о, да!», но потом снова машинально пропускает меня вперед.
Приехали в Лион.
Пошли на автостоянку, где Жан оставил машину. Это подземная стоянка, уходящая на восемь уровней вниз. Мы сели в лифт космического дизайна и опустились на пятый уровень. «Ниво сенк», – проговорил лифт, когда мы выходили, и я повторила: