теперь, в далёкой Сибири, в глухом лесном углу, на берегу одной из величайших рек мира, немцы могли попробовать лесной сибирский чай сами. Костя, не знавший немецкого и оттого больше других в тот вечер налегавший на водку, пошатываясь, отправился с котелком по воду. В те далёкие годы воду для питья брали прямо из Оби, и никому не приходило в голову продавать и покупать её в магазине. По пути Костя нарвал листьев дикой смородины. Котелок был водружен на костёр, в кипящую обскую воду высыпана пачка чая, сверху брошен ворох листьев, и через некоторое время вся компания пила горячий ароматный чай, причмокивая от удовольствия. Письма ли Яши тому виной или просто сильные впечатления и таёжный воздух, приятное опьянение или необычный привкус от смородинного листа, но лесной сибирский чай произвёл на немцев фантастическое впечатление. Они стали настойчиво просить рецепт.
– Заварка и листья смородины! – клялся через переводчика Костя. – Больше ничего!
Гости ему не верили.
– Натюрлих, это большой тайна! – многозначительно переглядываясь, произносили они на смеси немецкого с русским.
– Никакого натюрлиха! – горячо убеждал их Костя. – Только слоны и листья!
«Слонами» он называл популярный в те годы индийский чай с изображением трёх животных-гигантов на ярко-желтой упаковке.
Утром Константин проснулся раньше всех. Вылез из палатки, пробежался по выпавшей росе босиком до кустов и, вернувшись обратно, принялся одеваться. Вся одежда была на месте, кроме носков. Некоторое время он рылся в палатке, затем ходил вокруг, но потом вспомнил: вчера он промочил ноги и повесил носки сушиться над костром на верёвку. На верёвке, однако, их не оказалось. Костя машинально приподнял крышку на котелке и…
– Натюрлих! – услышал он громкий возглас проснувшегося немца, вылезшего из палатки. – Вы что-то заворачивали в маленький тёмный тряпка.
– Никакого натюрлиха! – испуганно закричал Костя и с мокрыми носками бросился напролом через колючий кустарник, подальше от котелка с чаем.
– Стойте! – кричал ему в спину немец. – Я дам вам двести марок!
Увы, желанию этому не дано было исполниться. Вернувшись, Костя молчал, совершенно подавленный чувством вины. Его несколько дней лечили водкой, пока, наконец, он не обрел душевный покой, но провожать немцев в аэропорт всё-таки не поехал. Он уплыл по-английски, не прощаясь, рано утром, когда над Обью стоит полная тишина и кажется, что сам Всевышний задремал вместе с созданным им миром. Ни один заваренный в последующие дни чай не произвёл на немцев никакого впечатления. Они поднимали крышку, искали глазами «маленький тёмный тряпка» и не найдя, уныло отходили в сторону.
Настал последний день, гостей погрузили в лодки, довезли до города, пересадили в такси и отвезли в аэропорт, не снимая брезентовых плащей и изрядно помятых спортивных костюмов. Город они так и не увидели, зато