я в больницу и поехала с ним. С концерта своего, должно быть, вернулся; вчера ночью какой-то концерт был. Что ему в голову стукнуло? Молодой совсем, мальчик еще.
– Да вы о ком говорите-то?
– Да о товарище твоем…
– О Коле? – начало доходить до Ромы, и ему стало совсем нехорошо, что он даже присел на ступени. Живот скрутило, в сердце закололо, все тело бросило в жар.
– Рома-Рома-Рома, – причитая, помогла сесть ему Людмила Николаевна. – Я сейчас, – и скрылась куда-то за дверью. Затем вернулась со стаканом и накапала туда несколько капель какого-то лекарства.
– Вот, выпей, полегче станет.
– Угу, – взял Рома стакан и выпил. – Да нет, он дома, наверное, просто не открывает, я же вчера к нему заходил. Он долго не открывал, а потом открыл.
– Так то ночью произошло.
– А потом я на концерт пошел… – пытался вспомнить вчерашний вечер Рома. – Мы с Колей поговорили, и я пошел на концерт.
– На эмо этих?
– Готов, – проговорил тот, но абсолютно равнодушно. Он смотрел в одну точку, покачивался и пытался что-то вспомнить. – Потом мы с концерта шли, и скорая стояла.
– Да, это Кольку забирали.
– Теть Люд! – вдруг вскочил Рома. – Не Коля это был. Наш Коля на третьем живет, вот здесь, – и указал на дверь. – Не смог бы он разбиться, если бы спрыгнул. Ну, может он ногу сломал? Или простудился, и его забрали на скорой?
– Так он на девятый поднялся, и… Я лично принимала, – и зарыдала. Рома обнял ее, и они зарыдали вдвоем, потом на ступеньки сели.
– Я ему говорю, ты чего в шарагу не пришел, а он послал меня, злой такой был или расстроенный. Мы с ним не ругались, так что бы…
– А родители его где, не знаешь?
– Он с матерью живет, – сказал Рома. – Жил, – сквозь ком в горле выдавил парень.
– Не было ее дома: вчера все номера их оборвали, до утра наряд в квартире был, участковый наш матери его звонил.
– У него отец в Москве, а мать здесь должна быть, – вытирая щеки от слез, сказал парень.
– Ромка, я тебя к себе не приглашаю: там этот такой бардак устроил, извини, – сказала женщина.
– Ничего-ничего, – словно под влиянием гипноза, ответил молодой человек. – Я пойду наверно.
– Куда, постой? Я матери твоей наберу, – сказала Людмила Николаевна и ушла в квартиру, оставив дверь открытой. Но Рома встал и пошел вниз. На улице, на железной изгороди, сидел и засыпал муж Людмилы Николаевны, которого уже прилично запорошило снегом. Снег усилился, стал идти сильнее. Рома взглянул наверх, на девятый этаж, но из-за снега верхние этажи было так плохо видно, словно их и не было вовсе. «Это он летел все девять этажей. Почему? О чем он думал? Что он переживал в тот момент, когда падал и летел к земле? Когда видел, как она метр за метром приближается? Или он летел с закрытыми глазами, чтобы не видеть? Было ли ему страшно? Больно было чувствовать землю? Умер ли он сразу? Он мучился? На ту или эту сторону дома он спрыгнул?» – вертелись вопросы в голове Ромы, как вдруг, высоко-высоко,