суйся никуда. Этот мир вовсе не такой простой, как кажется на первый взгляд.
– А как же я тебя тут найду?
– Я же говорю, позови меня и всё. Можешь крикнуть «Глазастый», и я прилечу. А сейчас ты снова будешь в своём мире. Я вижу, что ты мерцаешь.
Эдик и сам почувствовал, что куда-то плывёт и в глазах становится всё темнее. Очнулся он, лёжа физиономией в прошлогодних листьях. На лбу ощущалась вполне явственно нехилая шишка. Велик валялся рядом.
– Вот это я навернулся рогом обо что-то, – поморщился Эдик, потирая репу. – И какая сволочь меня всего связала этим дурацким канатом?
Постепенно в памяти всплыло странное место с говорящим мешком, поход в посёлок и огромная Клава. От последней мысли его всего передёрнуло, и тело покрылось мурашками.
Голова немного кружилась, но опыт подсказывал, что сотрясения нет. Размотавшись и запихав канат в рюкзак, Эдик сел на велик и потихоньку поехал до дому. Своим корешам он решил не рассказывать все подробности этой поездки. Особенно про нездешний мир. Если Гаша об этом услышит, его чего доброго Кондратий хватит от зависти. А про шишку можно наплести чего угодно.
– Скажу, что с местными подрался. Четверых уделал, как cachorro, а вот пятый успел, таки, зацепить веслом. Его я тоже уделал. Точно! Так и скажу.
В деревню Эдик прибыл только к вечеру. Гаша с кислой рожей смолил трубку, а индеец куда-то пропал. На копне старого сена лежал Змей и мечтательно смотрел в небо. Он уже весь был там, на юге. Змей никогда не видел моря и прикидывал, насколько оно может быть больше местного пруда. Он не заметил, как во двор заехал Эдик, отсвечивая лбом.
– Ты, наверное, в Москву за верёвками ездил, – съехидничал Гаша, но, заметив рог, засмеялся. – Да у тебя же мозг растёт! Смотри, как извилину выперло.
– Смейся, смейся, диссидент недобитый, – огрызнулся Эдик. Он сходил в дом и приложил к пылающей голове медную кружку. Сразу полегчало. Он уселся рядом с Гашей на скамейке и тоже припал к трубке.
– Какой же я диссидент? – обиделся Гаша, – Я теперь даже не хиппи, а натуральный толтек.
– Ты теперь натуральный торчок, – передразнил Эдик и сам засмеялся удачной шутке, но тут же поморщился от боли. Гаша перестал обижаться и участливо спросил:
– Что, Эдик, били?
– Кого били, меня били?! Да я там их всех положил! Они на меня с вёслами да баграми, а я лишь голыми руками. Н-на!!! Ты тоже н-на!! Получи, падло! Получи!!!
– А чего дрались-то?
– Как чего? Я же у них канат хотел тайно экспроприировать, да они суки заметили. Человек десять точно положил. А была, э-э, вернее был там один такой здоровый-прездоровый мужик. Трое не обхватят. Вот с ним пришлось повозиться. Я её, э-э, то есть его и так и эдак. Видишь, какой я бледный? Запарился конкретно, но всё-таки уделал, блин.
– Кру-уто! Ну а канат-то достал?
– А то. Вон в рюкзаке целая бухта.
– Да-а. Жаль, что сегодня не получилось полететь. Змей вон вообще уже плющится весь в мечтах. Даже зеленее стал немного.
– А Чингачгук