Но – быстро! Свадьбы – это хорошо, но нам еще работать надо! Я, ведь, приехал сюда не на свадьбы! У меня очень серьезное предложение… Пожалуй, к вам всем…» – начал Николай Константинович. Катя его перебила:
«Сережа, отвези меня в аэропорт. Я улетаю домой!»
«Когда?»
«Завтра! Спасибо, Николай Константинович за все, баба Люба, вам особое спасибо, как и Володе…, – она еле сдерживала рыдание, которое подкатило уже к горлу, – на меня в своем проекте, профессора, прошу не рассчитывать!..»
«Завтра мы тебя отвезем в аэропорт, – сказала спокойно Люба, и повернувшись к Сергею, добавила, – собери Кате гостинцев с ДВ: баночки икры черной всех сортов, красной икры, копченной рыбы и кабанятины… ну, сам знаешь! Сигар своих не забудь…»
«И моего ликера», – вмешался Николай Константинович, подойдя к Кате, и прижав ее к себе, стал гладить, как маленького ребенка по голове. Потом добавил: «Окончишь институт, приглашаю тебя к себе на кафедру ассистентом и в мою заочную аспирантуру… Вижу, что ты девушка талантливая, возможно даже одаренная… А кто хотя бы раз побывает на Дальнем Востоке – никогда его не забудет…»
«Как это точно, профессор!» – опять прервала его Катя! Он еще крепче прижал ее к себе, и интенсивнее стал гладить по голове.
«А, хочешь, я переведу тебя в наш ХГМИ, хоть завтра… Мы с твоим ректором в одном полку воевали! Будешь теперь знать, что он, как и я, снайпер… Только в его дуэли с немцем, ловчее оказался противник. Он попал Валентину Федоровичу в правый глаз. Но пуля была уже на вылете и не пробила череп. Вот всю жизнь Валя и носит фашистскую пули в голове! Было ему тогда 18 лет… После войны окончил школу, институт, аспирантуру, защитил две диссертации. Побывал даже Министром здравоохранения РСФСР. Но все же ушел в психиатрию. Сейчас и ректором работает, и кафедру возглавляет! Учебники и книги по психиатрии пишет. С мировым именем ученый!»
«Спасибо, Николай Константинович! Я подумаю над вашими словами, и если что надумаю, тут же позвоню вам на кафедру…»
«Вот тебе моя визитка. Здесь все мои телефоны: домашний, дачи…»
«Спасибо!» – сказала Катя и, поцеловав Николая Константиновича в щеку, быстро пошла в свою комнату. Не выходила из нее до самого отъезда. Перед тем, как сесть в машину – на заднее сиденье, которое Сережа заботливо обложил шкурами, тепло со всеми попрощалась, подойдя к Володе, шепнула:
«Состаришься, на моих руках умирать будешь! Она тебя скоро бросит: и „Лебедя“ с Мефистофелем заберет, и машины твои…!»
«Я ей сам все сразу, после регистрации, подарю… А, умирать буду, если не на ее руках, то на руках Светланы Крюгер в ее родовом Замке… Нечего на меня злиться! Вспомни, как вы с Сережей вместе писали в самолете…»
«Отомстил, что ли?… А твоя Сашка на какой сучек упала и свою плевру порвала?»
«Дура! Прощай!»
«Прощай, Дурнов! Твои предки не были графами. Они были холопами, возможно, у предков Сергея. Он