мозгу.
– Невозможно, – донеслось едва слышно. – Включен режим автономности.
***
Небольшая группа чужих собралась возле парапета смотровой площадки «Серебряного Шпиля».
– Сколько вам потребуется времени для перезапуска системы? – мужчина с квадратной челюстью посмотрел на нейропрограммиста.
Тот не ответил, оглядел панораму Минска и засветившиеся панели, смонтированные в сплошной экран на национальной библиотеке, кажущейся с высоты последнего этажа крупным алмазом. Гигантский логотип белорусской государственной телекомпании, вспыхнул плазменным разрядом на всех гранях здания, плавно повернулся и сменился цифрой «десять». До начала трансляции новостей осталось меньше десяти секунд.
– Девять, – все-таки ответил нейропрограммист.
– Сколько? – переспросили его.
– Полчаса: отключить автономность системы, локализовать и уничтожить вирус, перезапустить. Полчаса по времени этой планеты.
– Так чего вы ждете.
– Конца, – он отвернулся, отошел вглубь помещения. – У нас нет больше времени. Позовем остальных? Они еще успеют подняться.
– Что это? – хмурая девушка перегнулась через каменную стену и указала остальным на странные строки символов, бегущих сплошной полосой по стенам библиотеки внизу.
– Государственные новости в этой стране транслируются прямо в мозг людей. Через несколько секунд все все перезагрузятся с новой программой, где нет места нашей психоматрице.
– Так позовем остальных? – девушка поддержала вопрос нейропрограммиста.
– Зачем? – спросил широкоплечий мужчина и подмигнул остальным.
– Умирать вместе не так страшно.
Теперь все смотрели на специалиста по нейрочипам.
– Там, – он кивнул куда-то за окно, – программируется ненависть. Мы станем для них хуже клопов в постелях, тараканов в пище, саранчи на посевах. Они выжгут нас со своей планеты быстрее, чем я доберусь до аварийного источника питания системы контроля. Они уже ненавидят нас больше, чем боялись. И они возвращают наш дар обратно.
Хмурая девушка с красивым лицом перевернула скорчившееся на полу тело ногой, пристально посмотрела в широко открытые глаза Мироновича и усмехнулась:
– Когда-то, в самом начале создания психоматрицы, я изучала литературу этой расы. Пыталась разобраться, почему в одних жизненных ситуациях они испытывают неприкрытый ужас, а к другим жутким обстоятельствам в жизни они совершенно равнодушны. Один из их писателей, Толстой, кажется, сказал о книгах Андреева: «Он пугает, а мне совсем не страшно». Вот этого человека он бы испугался. Даже мертвого.
Мужчина с квадратной челюстью взглянул на темные мониторы системы контроля:
– Перефразирую вопрос. Сколько осталось нам?
Хмурая девушка безразлично пожала плечами и шагнула к каменному ограждению, вслушиваясь в нарастающий гул в воздухе.
– Не все ли