ты жила в горах?
– Да, когда я жила в горах, у меня был брат. Даже больше чем брат. Мы с ним были двойняшки. – Она слегка улыбнулась, вспоминая прошлое. – Упрямец и озорник. Наша мама не знала с ним покоя. А я всегда ему помогала. – Улыбка исчезла бесследно. – Однажды он вскарабкался на очень высокое дерево. Сказал, что хочет добраться до неба. Я полезла за ним, но он забрался так высоко, что вскоре я испугалась и остановилась. Он пополз по ветке… – Голос ее слегка дрогнул, она помолчала немного, но потом продолжила уже спокойно: – Слишком далеко. И упал.
Я в ужасе выпрямилась на стуле.
– Он умер?
– Мы думали, он умрет. Брат разбил себе голову, было много крови. Когда ему стало лучше и он начал ходить, мы пошли с ним поиграть. Отошли от дома совсем недалеко, и вдруг он упал и начал трястись, совсем как твоя мама. После он какое-то время не мог говорить и заснул. Потом ему стало лучше, но только до нового приступа.
– Совсем как мама. – Я помолчала. – А эти приступы… они когда-нибудь… он не…
– Ты хочешь спросить, не умер ли он от приступа? Нет. Я не знаю, что с ним стало, после того как нас разлучили. – Дзалумма внимательно посмотрела на меня, пытаясь решить, уловила ли я суть ее рассказа. – У брата никогда не было приступов до того, как он ушиб голову. Приступы начались после падения. Оно и было причиной болезни.
– Выходит… мама ударилась головой?
Дзалумма отвела взгляд – возможно, она мне рассказала об этом, только чтобы успокоить, – но кивнула.
– Думаю, да… Неужели Господь столкнул маленького мальчика с дерева в наказание за какие-то грехи? Или он оказался таким трусливым, что в него вселился дьявол и заставил прыгнуть вниз?
– Нет, конечно нет.
– Есть люди, которые с тобой не согласятся. Но я знаю, какая душа у моего брата, и знаю, какая душа у твоей матери. И я уверена, что Бог никогда бы не поступил так жестоко сам и дьяволу бы не позволил поселиться в их душах.
В ту секунду, когда Дзалумма произнесла эти слова, мои сомнения рассеялись. Что бы там ни говорили Иванджелия или священник, моя мать не была одержима демонами. Она ежедневно посещала мессу в нашей личной часовне, все время молилась и в своей комнате устроила место поклонения Деве с цветком – лилией, символом возрождения и символом Флоренции. Она была щедра к беднякам и ни разу ни о ком не сказала дурного слова. Я считала ее такой же благочестивой, как любого святого. Это открытие принесло мне огромное облегчение.
Но одна вещь все-таки меня беспокоила.
«Здесь снова творится убийство и замышляется убийство. Снова плетутся интриги и заговоры».
Я не забыла, что сказал мне астролог два года назад: что меня окружает обман, что я обречена завершить кровавое дело, начатое другими.
«Все повторяется».
– Мама выкрикивает странные слова, – сказала я. – У твоего брата тоже так было?
На фарфорово-белом лице Дзалуммы отразилась нерешительность, но она все-таки была вынуждена сказать правду.
– Нет. Она всегда говорила странно, с самого детства,