руки, ноги и мозг работают настолько слаженно, что он совсем не устаёт, а получает кайф. Скоро сам узнаешь, когда у тебя начнёт получаться…
Первые уроки Рома получил у Виктора Николаевича и, быстро усвоив азы игры на барабанах, уже через полгода разучил несколько расхожих, простых ритмов. Но Виктор Николаевич убеждал не впадать в иллюзию, не мнить себя настоящим барабанщиком.
– Ты не думай, что барабанщик работает руками и ногами, он работает в первую очередь головой. Чтобы по-настоящему начать играть на барабанах, нужно примерно года два развивать мышцы и, главное, мозги, приучая их к непривычным движениям и нагрузкам, чтобы довести работу до автоматизма. Для этого нужно время и упорство, но зато когда твои руки-ноги станут работать автоматически, появится лёгкость, выносливость, сила, качество удара, динамика игры. Результат превзойдёт все ожидания.
«Если кому-то и требуется два года, то для меня – максимум год», – решил для себя Роман.
Рома был упрям. Увлёкся так, что день и ночь мог не вылезать из-за барабанов, и в самом деле забыв обо всех других делах. Родители наседали на него, увещевали, совестили. Отец, кипя от гнева, говорил: «Ты бездарь, всё равно ничего путного из тебя не выйдет». Мама, напротив, пытаясь образумить, взывала к его самолюбию: «Этим увлечением ты губишь себя, транжиришь на чепуху драгоценное время, которое должен посвятить подготовке к музыкальному фестивалю. Это такой шанс! Я прошу ради меня, ради твоего будущего. Ты одарённый, у тебя прекрасные способности. Ты смог бы добиться признания и известности. Что ты нашёл в этой бездарной, тяжёлой, агрессивной, я даже не хочу музыкой это называть?! Если б ты был двоечником и хулиганом, я ещё бы поняла такую тягу, но ты! – и, видя, что нотациями его не проймёшь, срывалась: – …Может, ты ещё и патлы отрастишь, рванину на себя напялишь и будешь башкой трясти, как припадошный?»
Притом, что Роме совсем не хотелось огорчать и разочаровывать свою добрую, милую маму, которая, видя в нём многообещающие способности, надеялась, что он вырастет и сможет воплотить её мечты в реальность, взаимные обиды только росли. Мама плакала, просила одуматься. Из-за этого постоянного её недовольства, частых упрёков, претензий непременно сделать из него человека, достойного разделить с нею любовь к возвышенному, Рома всё время чувствовал себя каким-то виноватым перед ней. Но то, как она светилась тихой радостью, сидя рядом с пианино и глядя на его руки, когда он занимался, было для него самым большим, немым укором.
Школьные учителя тоже заметили в нём перемену. Если раньше на уроках он всё-таки проявлял признаки присутствия, то теперь отсутствовал совершенно. Узнав о его одержимости ужасной, «просто демонической музыкой», математичка с ревностным сожалением заметила:
– Подумать только, часами тупо, бездумно выбиваешь дробь на туземных барабанах и глух к той истинной музыке и гармонии, что содержится в математике. Обидно, такая светлая голова и так