что… – Он постарался подавить в себе вспыхнувшее возмущение, взял себя в руки и попытался логически объяснить старику его ошибку.
– Знаете, я учусь в музыкальной школе, чтоб стать настоящим музыкантом. А музыканты выступают на сцене. И я буду выступать на сцене, и буду ездить на гастроли за кордон. – Рома, сжав зубы, в сердцах кивнул в сторону моря. Его всего трясло от негодования. – Я стану очень известным и богатым.
– Что ты, дитя моё! – Старец притронулся к нему своей сухощавой рукой, и Рома ощутил миллионы тончайших световых нитей, исходящих от его прикосновения. Старец смотрел ласково ему в глаза, как бы сквозь него, и видел что-то невыразимо прекрасное. Его проницательные, ясные глаза смотрели в самую глубину души. – Всех богатств этого мира тебе мало. Тебя ждёт гораздо большее.
Рома смотрел во все глаза на необычного человека и чувствовал, как под взглядом старца его вспышка затухает и чувство покоя и полного доверия наполняет его.
– Что он сказал? Ты понял хоть что-нибудь? Почему он меня негром обозвал? – возвращаясь домой, спрашивал Рома своего приятеля, расстроенного не меньше его. Лёка только пожал плечами, скривив недовольную мину. Ему тоже было обидно. С какой стати старец напророчил Ромке горы богатств, когда это он, Лёка, пришёл специально к нему.
– Мне, наоборот, показалось, что про тебя он очень хорошо сказал. Типа, что ты завоюешь весь мир.
– Вот увидишь, я стану музыкантом и уеду в Америку! – Рома кипел от бешенства. Всё его существо противилось невозмутимому приговору старца. Он злился на старика, который своим пророчеством посмел вмешаться в его планы.
И, может быть, Рома постарался бы забыть этот разговор, если бы не эти особые лучистые глаза старца и теплота его взгляда. Временами, вызывая из памяти его образ, Рома думал, как же при всей своей святости и прозорливости старец мог так ошибиться?
Глава 16. Кришнаиты
В душный кабинет первого секретаря горкома партии, выходящим окнами на центральную площадь, вместе с раскалённым летним зноем врывались чуждые уху партработника звуки индийских колокольчиков и мантр, исполняемых под бубен. Обосновавшиеся с недавних пор в сквере напротив здания горкома кришнаиты не давали сосредоточиться на первостепенных проблемах.
Считая публичное пение мантр особенно полезным для приобщения к Господу Кришне, они старались привлечь к себе внимание прохожих. Заметно выделяясь броскими одеяниями, окрашенными в шафрановые цвета, стройным хором распевали: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе. Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе.
Нескольких дней было достаточно, чтобы повторяющийся, как на заезженной пластинке, несложный текст и такой же простой мотив записались на подкорку, и вот уже сам первый секретарь горкома, притоптывая ногой в такт, мысленно напевал: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна, Кришна, Харе, Харе…
Он сидел над бумагами и толстым красным карандашом делал пометки