поддержку его рвению, то остатки дворца пребудут на много поколений украшением страны, привлекая просвещенных и любознательных людей со всего мира.
Наутро по прибытии мы, разумеется, первым делом отправились осматривать это пережившее века строение; впрочем, путешественники столько раз подробно описывали его, что я не буду ни пространным, ни тщательным и ограничусь разрозненными эскизами и попутными рассказами.
Из гостиницы мы пошли через славную площадь Виваррамбла, место мавританских турниров и состязаний (ныне здесь рынок), и далее по Закатину, при маврах – главной улице Большого Базара; тамошние лавчонки и проулки еще хранят аромат Востока. Она вывела нас к губернаторскому дворцу; мы прошли мимо и стали подниматься по узкой извилистой улочке, название которой напоминало о рыцарских временах Гранады. Она именовалась Калье, то есть улица де Гомерес, в честь мавританского рода, прославленного в летописях и песнях. Вот и Пуэрта де лас Гранадас, массивные ворота в греческом вкусе, выстроенные Карлом V и вводящие в пределы Альгамбры.
На каменной скамье у ворот дремали два или три обносившихся и немощных солдата, преемники Зегрисов и Абенсеррахов; длинный тощий малый в грязно-буром плаще, кой-как прикрывавшем его нательные лохмотья, болтался на солнцепеке и точил лясы с престарелым часовым. Он прошел за нами в ворота и предложил показать крепость.
Я, как всякий путешественник, не люблю назойливых чичероне, да и наряд этого самозваного проводника был мне не по душе.
– А вы что, знаток местных достопримечательностей?
– Ninguno mas: pues, seсor, soy hijo de la Alhambra (кто, как не я: ведь я, сударь, дитя Альгамбры).
Положительно испанские простолюдины изъясняются языком поэзии. «Дитя Альгамбры!» – эта рекомендация мне сразу понравилась, и оборванный вид нашего нового знакомца приобрел в моих глазах особое достоинство. Он знаменовал судьбы крепости и приличествовал потомку руины.
Я задал ему еще несколько вопросов и нашел, что он имеет право так зваться. Предки его жили в крепости из рода в род со времен Реконкисты. Его звали Матео Хименес.
– Так, может статься, – сказал я, – вы в родстве с великим кардиналом Хименесом?
– Dios sabe! Бог весть, сеньор! Может, и так. Мы – самые старинные обитатели Альгамбры – Cristianos Viejos, исконные христиане, без примеси арабской или еврейской крови. Я знаю, что мы знатного рода, но забыл какого. Это все знает мой отец, там у него наверху в лачуге висит наш герб.
У самого захудалого испанца всегда блестящая родословная; но этот благородный оборванец пленил меня своим начальным титулом, и мы охотно заручились услугами «сына Альгамбры».
Мы оказались в глубокой узкой ложбине, среди густых рощ; вверх вел крутой склон в узорах дорожек, обставленных каменными скамейками и украшенных фонтанами. Слева над нами нависли башни Альгамбры, справа, на другом краю ложбины, возвышались на скалистом выступе башни столь же величественные.