спектом пересекала кофейную плантацию.
Шофер-метис, преисполненный гордости, что ему доверили руль, надавил на клаксон для того, чтобы на него обратили внимание разноплеменные мужчины: носильщики и погонщики мулов, толпившиеся возле бочонка с водой. На обочине дороги полнотелая негритянка, в красном платье и с белым тюрбаном на голове, поила всех желающих.
Скрип осей, щелканье кнутов, натужный рев мулов, перепалка рабочих на всех основных языках мира, – создавали шум табор: на плантации собирали богатый урожай. Когда же две повозки столкнулись, и погонщики: негр, с дико сверкающими глазами, и индеец, в выцветшем полосатом пончо и с непроницаемым медным лицом, принялись выяснять отношения, поднялся такой гвалт добровольных адвокатов каждого, что клаксон, вынужденного затормозить автомобиля, был едва слышен. И все же присутствие автомобиля, а вернее человека, занимающего в нем место пассажира, разрешило ситуацию скорей, чем это могло произойти естественным путем.
Повозки расцепили, негр и индеец разъехались, не прекращая, однако, задирать друг друга словами.
Автомобиль затарахтел дальше. Пассажиру сидевшему в нем: Тирру Пернату, хозяину и капитану «Цербера», клипера английской постройки, было за пятьдесят, но об этом мало кто догадывался, потому что капитан обладал моложавой внешностью. Боцман, плавающий с ним с тех пор, когда ещё Тирр Пернат был младшим помощником, покрылся морщинами и лишился большинства волос на голове, а Пернат оставался неизменным, только на скулах кожа с годами стала краснеть и шелушиться.
Тирр Пернат сильно потел, он то и дело вытирал себе платком лоб. Не смотря на жару, его капитанский китель был застёгнут на все пуговицы, единственное, в чём Пернат сделал себе послабление, он держал форменную фуражку в левой руке, положив четыре пальца сверху на лакированный козырек.
В конце дороги-проспекта за каменным забором, возвышался трех этажный дом с узкими как бойницы окнами.
Как только автомобиль въехал в открытые ворота, наперерез машине кинулся ощетинившийся зверь, в котором трудно было признать собаку, и только в крайнем случае согласиться, что это её пещерный предок. Зверь подлетел уже к самым колёсам автомобиля, как вдруг страшный рывок за шею остановил его, при этом тело ушло вперед и развернулось на 180 градусов. Изнемогая в злобном лае, пещерный предок собаки задергался, как висельник в петле, цепь не пускала его дальше.
Автомобиль проехал мимо беснующегося зверя и затормозил на площадке перед домом. Машина дернулась и заглохла. Тирр Пернат шагнул со ступеньки.
Чернокожий швейцар, в красной униформе с золотыми орехами пуговиц, распахнул перед Пернатом массивную створку парадной двери.
Тирр Пернат быстро взошел по широкой лестнице под несфокусированным взглядом сонного слуги.
В коридор выходило три двери, Пернат толкнул среднюю, и оказался в комнате, на полу которой был ковер ручной работы из Персии, а одну из стен украшала коллекция оружия: мушкет, произведенный на мануфактуре Гамбурга, лук со стрелами вождя племени каннибалов с острова Папуа – Новая Гвинея, сабля времен Филиппа второго из знаменитой испанской стали и пистолет тульского мастера с собачкой в виде грифона.
Меблировку комнаты составляли низенький турецкий диван с обивкой из сафьяна, резной шкафчик со стеклянными дверцами и столик с серебряным кальяном на нем.
Из-за шелковой занавески, оправляя на ходу полу махрового халата, вышел хозяин: плантатор Грум Конгруэн. Острый удлиненный нос, глаза – две расширяющиеся к носу щели, рот выглядевший кривым рубцом, а главное цвет лица зеленовато землистый делали его похожим на покойника.
Сторож, находившегося неподалеку от дома Грума Конгруэна кладбища, уверял, что не раз видел, как рано утром Конгруэн неторопливо идет по центральной аллее. А однажды сторож даже слышал, как кто-то окликнул плантатора из могилы. Но свидетельство человека, тридцать лет охранявшего покойников, не приняли всерьез, решив, что как полицейский подозревает в каждом встречном преступника, так и сторож кладбища видит в любом ожившего мертвеца.
И только когда в деревне стал известен случай со священником, который посетил проездом дом Конгруэна, люди задумались, кто же на самом деле их сосед? В тот вечер Грум Конгруэн и священник, сидя у горящего камина в глубоких креслах с ручками, оканчивающимися вырезанными из дерева лапами льва, с увлечением спорили, существует ли вечная жизнь или нет. На маленьком cтолике викторианской эпохи выстроилась уже целая батарея из опорожненных бутылок великолепного Токая, как вдруг Грум Конгруэн заскрипел зубами так, как будто это был звук отворившейся дверцы дубового шкафа с несмазанными петлями, и произнес хриплым голосом:
– А я утверждаю: бессмертия души нет.
Священник клялся потом именем Христа, что глаза Конгруэна в тот момент забегали, как у пойманного воришки.
– Будешь пить? – предложил Конгруэн, увидев Тирра Перната.
Пернат пожал плечами, выказывая полное равнодушие к спиртному:
– Я потопил корабль.
– «Цербер»