согласно древней земной поговорке, у этих стен могут быть уши.
– Единственное, что я могу сказать: вы понадобитесь мне оба.
Джон вынул из кармана ключ с брелоком и протянул его Погорельскому:
– Это ключ от твоей комнаты.
На белом пластмассовом брелоке, который был выполнен в виде овальной пластины, красовалась единственная надпись: «2—17».
Погорельский сделал недоумённое лицо:
– Комнаты?
– Да, здесь в гостинице. Номер на этом этаже. Домой тебе не стоит возвращаться, я боюсь за твою сохранность.
Погорельский помолчал немного. Потом сказал:
– Ты зовёшь меня на дело, Джон, но даже не говоришь, что нужно делать. Из твоих слов я понимаю, что это нечто грандиозное, но, в тоже время, столь… – он замолчал, подыскивая слова, дабы не дать потенциальной вражеской технике уловить какою-нибудь условную фразу, – …столь загадочное, – он сделал руками знаки, символизирующие кавычки, давая понять, что на самом деле хотел сказать слово «секретное», – что согласиться очень трудно. Практически невозможно.
Ян взглянул на Сюзанну, спросил:
– Ты в курсе происходящего?
Она лишь отрицательно покачала головой в ответ. Погорельский развёл руками, делая молчаливый жест для Джона: «Вот видишь!»
– И ты согласна? – настаивал Погорельский.
Сюзанна была в замешательстве. Влиять на ответ Погорельского она не хотела, а ей казалось, что заговори она сейчас – и Ян откажется, а Гарвич воспримет отказ Погорельского как предательство. Да и сам Погорельский боялся, что его вопрос, адресованный Сюзанне, будет расценен Джоном как попытка нарушения их любовных отношений, если они есть, конечно. Но он словно прочитал её мысли:
– Ну, Сюзанна… Это не повлияет на моё решение…
– Да, Ян, я согласилась.
Желая внести ясности в свой ответ, она добавила:
– Но ты должен понимать, что все мы, когда пришли… – она сделала паузу, – в организацию, не руководствовались личными мотивами… Точнее даже не так: личный мотив был один – свобода планеты и её волеизъявлений. Разве я могла отказаться сейчас?
Сюзанна высказала последнюю фразу на одном дыхании, без всякой опаски – даже не вспомнила про потенциальную отслеживающую технику в номере.
Тогда Ян вновь обратился к Джону:
– Понимаешь… Я никогда не слышал, что можно отказаться, Джон. Все послания, которые передавались… – опять пауза, – я всегда расценивал как приказ. И тут, мне заявляют, что я могу согласиться, но могу и отказаться. И ты при этом мотивируешь меня слишком личностно, для того, чтобы я расценивал это как работу, необходимую всем, а не лично тебе.
Погорельский встал, походил по комнате, заложив руки за спину. Джон молчал. Через некоторое время Гарвич всё же изрёк:
– Возможности отказаться, находясь в отлёте, не будет, потому что не будет возможности вернуться. Я гарантирую