Оба машинально взяли в руки по пирожку и принялись их есть, одновременно поднося ко рту и откусывая. Получилось комично. Это чуть отвлекло меня от печальных раздумий, заставило внутренне встряхнуться.
Так мы сидели молча и ели пироги, запивая их холодным чаем. Удивительно, но я не смогла вспомнить, в какой момент сама взяла в руки пирожок.
– Ну и что вы об этом думаете? – спросил Иван Порфирьевич.
– Не нравится мне это. Уж начинает казаться, что смерти к нам сами тянутся, – рассерженно сказал дед.
– Афанасий Николаевич, уж простите, но тут вы не правы. Ежели бы не мое присутствие, так об этой смерти вы бы узнали, как и все другие. Этакое шило… – тут он задумался и еще раз покачал головой в некотором недоумении. – Так вот, шило в мешке не утаишь, так что все в поезде про это страшное преступление узнали бы. Поохали, поахали да и забыли бы. И вы также. Кабы не случился здесь я. Но у меня должность такая, и тут уж ничего не поделаешь.
– Вы ведь не про это спрашивали, Иван Порфирьевич? – сказала я.
– Ну да, не про это. Событие для железной дороги не частое, но и такие порой происходят. А я спрашивал о том, что вы думаете о причинах столь трагического происшествия. Впрочем, если такие разговоры вам неприятны…
– Приятного в них мало, но и повода от них отказываться не вижу, – вздохнул дедушка. – Так или иначе Даша да и я, грешный, обсуждать все это станем. Так отчего не поговорить с вами. А то, что я перед этим сказал, сказано было от жалости к покойному и от того, что его смерть другие смерти заставила вспомнить. И проказы вот этой особы, едва ей головы не стоившие. Ну да от нашего с вами присмотра здесь ей никуда не деться, так что можно быть относительно спокойными.
Еренев заулыбался, потом даже рассмеялся.
– Умеете вы сформулировать, Афанасий Николаевич! Право слово, вам пьесы писать нужно. И все ж таки, что вы думаете об этом?
– Это вот Даша пусть скажет, я ничего особого углядеть не смог, и соображений у меня никаких. Ровным счетом никаких.
– Очень похоже на ограбление, – сказала я. – Бумажника же в кармане нет?
Иван Порфирьевич кивнул и даже не стал спрашивать, как я об этом догадалась.
– Преступник открыл дверь ключом…
– А это вы отчего решили?
– Что ключом, а не отмычкой? Ну, дверь, то есть то место на двери, где замок, без царапин, они вроде должны быть, когда открывают отмычками?
– Вовсе не обязательно. Вопрос, так сказать, в мастерстве преступника.
– Ну да это не главное. Михаил Наумович был разбужен, когда преступник проник в купе. А от отмычки шуму было бы больше, чем от ключа, мог покойный проснуться уже от этого шума.
– Довод чуть более убедительный, но не слишком. Опытный взломщик с хорошим инструментом… Да дверь вообще могла быть не заперта.
– Вряд ли, – не согласилась я. – Не похож был Михаил Наумович на человека, не запирающего двери. Опять же вчера, когда у нас здесь было чаепитие с его участием, он разрешил нам с Машей пойти в его купе, но перед этим сам туда заглянул