в кожаном кресле. Сорок лет будто стерлись из памяти. Все здесь было, как тогда. Даже чайные чашки те же.
Через открытое окно в кабинет доктора Рейвена доносились веселые молодые голоса. Студенты разбегались по аудиториям. Кончалась перемена. Ветер шумел в верхушках вязов. Саттон хорошо помнил этот шум.
Вдали зазвенел церковный колокол.
Доктор Рейвен подвинул чашку поближе к Саттону.
– По-моему, я все сделал, как ты любишь. Три кусочка сахара и без сливок.
– Да, все правильно, – удивился Саттон.
Еще помнит, подумал он. Хотя помнить – это ведь так легко. Мне, например, кажется, что я сам могу вспомнить все, что угодно. Как будто знания, словно старинные сервизы, стояли где-то на полочках и чья-то заботливая рука ежедневно стирала с них пыль все эти годы, пока я был там, в чужом, непривычном мире, и теперь можно снять это фамильное серебро с полки, вычищенное, сияющее…
На потолке играли отблески пламени, пылавшего в беломраморном камине.
– Я думаю, – сказал Саттон, – вам все-таки интересно, зачем я пожаловал?
– Во всяком случае, – ответил доктор Рейвен, – не могу сказать, что ты так уж удивил меня своим визитом. Все мои мальчики нет-нет да и заглядывают ко мне. И я страшно рад, когда меня навещают.
– Честно говоря, сам не знаю, с чего начать, – взволнованно сказал Саттон.
– Давай проще, – предложил старик. – Вспомни, как в старые добрые времена мы говорили часами и в конце концов докапывались до какой-никакой истины…
Саттон рассмеялся.
– Да, профессор, конечно, помню. Мы решали тончайшие проблемы теологии. Разбирали основополагающие аспекты сравнительной религии. Именно это и волнует меня сейчас, потому я и приехал. Ведь вы посвятили этому всю жизнь. О земных и инопланетных религиях никто на Земле не знает больше, чем вы. Удалось ли вам при этом сохранить свою собственную веру? Не возникало ли у вас искушения отказаться от земной религии?
Доктор Рейвен улыбнулся и поставил чашку на стол.
– Я должен был быть готов к тому, что ты, как обычно, задашь мне какой-нибудь каверзный вопрос. Это в твоем духе.
– Я не собираюсь вас долго мучить, – оправдывающимся тоном проговорил Саттон. – Я просто хочу узнать, не нашли ли вы в огромном количестве верований какой-нибудь религии, которая оказалась бы лучше, выше других?
– Надо понимать, что ты нашел такую религию?
– Нет, – ответил Саттон тихо. – Не религию.
Церковный колокол все еще звонил вдалеке. В университетских коридорах наступила тишина. Перемена закончилась.
– Не казалось ли вам когда-нибудь, – спросил Саттон, – что вы сидите одесную Господа и слышите нечто, чего никогда в жизни не слышали и не ожидали услышать?
Доктор Рейвен недоуменно покачал головой:
– Нет, пожалуй, ничего подобного мне испытать не довелось.
– А если бы довелось, как бы вы себя вели?
– Ну, я думаю, что мне пришлось бы так же мучительно размышлять об этом, как и тебе.
– Восемь тысячелетий люди жили только верой, – сказал Саттон, глядя на пылающий камин. – Восемь тысячелетий,