пригорюнившись, вспоминали счастливое детство и пели грустные украинские песни. Периодически то одна, то другая замолкала и многозначительно протягивала:
– Да, бля… хуево…
Про меня забыли, и я, совершенно расслабленная, валялась в одной из комнат с книжкой в одной руке и куском фруктового торта – в другой. Мне тоже было не очень плохо.
Веселье оборвалось оглушительным звонком в дверь. Судя по тому, сколько раздражения было вложено в этот звук, легко было догадаться, что звонили уже давно, но из-за Оксанкиного магнитофона мы ничего не услышали. Люда, матерясь и чертыхаясь, выползла из ванной и кое-как, придерживаясь за стенки, доплелась до двери.
– Кто? – просипела она, тщетно стараясь нащупать глазок пальцами. – У нас выходной! – на всякий случай добавила она, видимо, подумав, что это какой-нибудь постоянник решил сделать сюрприз и прийти без звонка.
– Сейчас я тебе устрою выходной! – зловеще раздалось с той стороны. – Открывай быстро, блядь!
Люда поперхнулась и поспешила открыть дверь.
– Ой… Миша, – пробормотала она, отшатнувшись к стенке и уступая мужчине дорогу. – Привет… А мы тут…
– Вот суки! – только и смог сказать ошарашенный Михаил, увидев, во что за полдня превратилась квартира. Он не повышал голос, но от него несло бешенством, и девочки благоразумно решили не попадаться ему на глаза.
– Значит, так, – наконец, произнес он. – Работать я вам пока запрещаю. Никакой самодеятельности. Завтра буду звонить и только попробуйте не взять трубку, – он с отвращением огляделся и, пнув пустую бутылку из-под пива, уже в дверях тихо добавил: – Срач разгребите.
И ушел. Люда медленно закрыла за ним дверь, потом также медленно прошла на кухню и тяжело плюхнулась на табурет, обхватив голову руками.
– Ну что, девки, – грустно промолвила она. – Пиздец нам, родные…
На следующий день приехала хозяйка и забрала все деньги, заработанные «Джулией» за последний месяц. В том числе и наши проценты. Работать мы не могли, Миша не звонил, и как-то очень скоро выяснилось, что нам совершенно не на что жить.
Для «Джулии» наступили тяжелые времена, и девчонки, не видя выхода, решили хотя бы найти «козла отпущения». Искать долго не пришлось – им, разумеется, оказалась я.
И чего только в те дни не услышала я в свой адрес! И колдунья-то я, и шаманка, и несчастья-то я, оказывается, притягиваю! Но, пожалуй, наиболее интересной и отточенной была версия подлой диверсии в моем лице со стороны конкурентов. Оказывается, я была подослана коварными сутенерами конкурирующей «точки», чтобы свести на нет слишком успешную «Джулию». Все эти соображения меня обескураживали и смешили, но мне даже в голову не приходило пытаться опровергать их и как-то оправдываться. Это были не те люди, чье мнение имело для меня хоть какой-нибудь вес.
На внеочередном заседании на кухне