можно. Соскучилась по твоему: ма-ма! – с повышением последнего слога до колоратурного сопрано 2-го регистра. Это твое ма-ма! у меня всегда в ушах живет.
‹…› В городе я бываю раз в семь – десять дней на своей машине. Со своим шофером! Конечно, эта лафа долго не будет длиться. Мы перестали быть обладателями денежного запаса. Все так и вытекает с невероятной быстротой, ибо, к счастью, я не считаю четко и не переживаю это. Слава Богу – и Семен. Когда бедствие стихийное, как война или землетрясение, он спокоен. Это – мудро. ‹…›
60. Е. Макарова – И. Лиснянской
Ноябрь 1991
Дорогая мамочка! ‹…› Я вчера читала Чехова, знаменательное событие, по-моему, впервые за три года я взяла в руки книгу. Не для чего-то, а просто так. Перечитала пять рассказов, упиваясь восторгом и завистью. Как он потрясающе драматургичен, как создает атмосферу, вводя в повествование как бы никчемных второстепенных героев, пейзажи, интерьеры, и какая грусть разлита во всем этом ‹…›
Здесь, кажется, иначе звучит русская классика, или воспринимается иначе с возрастом. Жутко захотелось все перечитать, от Лескова до Платонова, никого не видеть, ни в чем не участвовать, просто читать. Попробовала Бальзака, отложила. Мешает перевод. Вещь свою я вчерне написала, не нравится, хочется чего-то другого. Не всплесков и выплесков‚ а характеров, развития поступательного. Я не расстроена, напротив, спокойна. Пока не погрузишься во что-то, не понимаешь. ‹…›
Москва как-то перевернула меня. Судя по написанному, я нахожусь в разводе с самой собой, это я вычитала из текста. Не хватает той последней прямоты, с которой можно сказать, что все лишь Бренди, Шерри-Бренди… К чему невольнику мечтания свободы (Баратынский)‚ когда нет ничего нового под солнцем (Экклезиаст)…
‹…› Мамулечка, очень по тебе скучаю. Влезла ли ты в платье? Получила ли лекарства?
61. И. Лиснянская – Е. Макаровой
1–2 декабря 1991
Дорогая моя доченька! Вчера по телефону узнала, что от тебя пришло письмо, и поспешила за ним в город на уже покалеченной где-то шофером машине. Начинаю сразу с нескладной фразы. Полная нескладуха. Письмо твое давнее (конец окт[ября] или начало ноября – не разб. Пиши дату!) никак не затмилось последующими вскоре бедами: болезнью Билла, укладкой дяди Мили в больницу[97]. Не затмилось, ибо – очень грустное письмо. Или тебе очень плохо, или, хочу надеяться, плохо – вспышками, и в одну из них ты мне написала письмо.
Доченька моя, любимая, моя ласточка! Бывают дни и в молодости (себя в пример не ставлю – болела с младых ногтей), когда все валится из рук, когда ощущаешь свою ненужность в главном своем призвании. Но ей-богу, это именно свойство таланта и ничего более. Ничто самобытное почти никогда не впадало в общую реку, а как бы уходило в песок, но это – как бы. На самом деле я чувствую, что у тебя идет трудная, но благодатная работа души. Это подтверждается и тем, что кроме двух часов за машинкой остальное время хочется только покоя и покоя. Отсюда и трудности в преподавании.