фигура, хрупкая и женственная одновременно. Один взгляд на нее…
– Стоп! – прикрикнул Федя и негромко хлопнул по столу. – Это уже субъективизм и эмоции. Ты обещал описание.
– Но ты же не хочешь, чтобы я оперировал только объективными параметрами вроде размера груди или обхвата бедер, – рассердился Мирон. – Это уже не литература.
– Разве не в этом фокус? – возразил Федя. – Создать зримый образ, не прибегая…
– Ладно, ладно, – оборвал его Мирон. – Но это не значит, что я обязан избегать эмоциональной окраски.
– При условии, что ты не подменяешь ей описание, – разрешил Федя.
– Так, – чуть лихорадочно собрался с мыслями Мирон. – Стройная линия бедра, почти не прикрытая тканью, дразнила воображение, тогда как аристократическое изящество лодыжек…
Лена в легкой панике оправила подол платья, подтянув его к коленям. Спасаться бегством было бы унизительно. В основном помещении кафе под ледяным кондиционером она серьезно опасалась простуды, тем более что горло уже немного саднило от нескольких долгих глотков лимонада из запотевшего стакана.
– Слишком анатомично, – прокомментировал Федя. – Еще чуть-чуть, и ты скатишься в порнографию.
У Лены горели теперь и уши, и щеки. Но двое литературных подонков не думали униматься.
– Я создаю чувственный образ, – парировал Мирон. – Низкий вырез на груди…
Не такой уж и низкий, подумала Лена.
– Тебе не кажется, что когда автор начинает прибегать к анатомическим терминам, книгу можно выбрасывать в помойку? – флегматично спросил Федя.
– Какое может быть описание без анатомических терминов? – потребовал Мирон. – Губы, например, тоже анатомический термин, и как можно описать женщину, не описав ее губы?
– Еще скажи, уста, – насмешливо предложил Федя.
– Или глаза, – кипятился Мирон.
– Очи, – поправил Федя.
– Подожди, – сказал Мирон. – Я должен был начать с лица.
– Кто тебе мешал? – спросил его мучитель.
– Нежные каштановые локоны, – заторопился бедняга, – обрамляли ее высокие скулы, и нежная челка…
– Слишком много нежности, – сухо уколол Федя.
Высокие скулы-то откуда, сердито удивилась Лена.
– Воздушная! – почти выкрикнул Мирон. – Воздушная челка…
– Что значит «воздушная челка»? – поинтересовался Федя. – У нее жидкие волосы? Я не заметил.
И на том спасибо, подумала Лена.
– Пушистая, – нервно предложил Мирон.
– Она что, кошка?
– Очаровательная, – капитулировал живописатель.
Федя громко хмыкнул.
– Очаровательная челка, – продолжал Мирон, – ниспадала на высокий… нет… погоди… на чистый лоб…
– Ты хочешь намекнуть, что она умывается по утрам? – уже в открытую паясничал Федя.
– Почти касаясь длинных ресниц над голубыми…
Дальтоник хренов, подумала