ускользнём в игольное ушко,
Не стала б только наша Мангазея
Страною конвергентных дураков.
Я – конвой!
Все в экран! Вы видите конвой?
Видите, Нью-Йорк, Париж и Лондон?
Да, иду я как к себе домой
И своим предназначеньем гордый!
Пусть меня покинул Красный крест,
Я пройду под пулями и «Градом»,
Пусть один на тыщу миль окрест
Вражью прорываю я блокаду!
Хоть гуманитарный я конвой,
Но недооценивать не нужно,
Я иду и я пока живой,
Хоть вокруг и бряцают оружьем.
Ведь про голод что-то знаю я,
Прорывали мы не раз блокаду!
Как же на границе устоять,
Если мы потомки Ленинграда!
Слышу, как в Донецке просят пить
Раненые – взрослые и дети,
Я – конвой, и я для них, как нить,
Между жизнью и голодной смертью!
Хмурые водители мои
Всякое на свете повидали,
И, поверьте, крутятся рули
Не за ордена или медали!
Я – конвой! Я белый, словно снег,
Самый чистый в мире снег России!
Ведь живёт на свете человек,
Чтобы дети воду не просили…
Все поэты гибли из-за женщин
Все поэты гибли из-за женщин,
Маяковский – из-за Лили Брик,
Пушкин тоже пострадал не меньше
От придворных жениных интриг.
Только не спросили вы при этом,
Захотел бы он судьбы иной?
Женщине дано убить поэта,
Оставаясь милой и родной.
«Милый друг» есенинский – кто это?
Айсейдора, может быть, Дункан?
Кто еще мог погубить поэта
Не расскажет медный истукан!
И апофеозом всех историй —
Николай Михайлович Рубцов,
До сих пор не выплакано горе
Незарубцевавшихся стихов.
Женщины ни в чём не виноваты —
Испытав любви блаженный миг,
Лопаемся, как аэростаты,
В разряжённой атмосфере их.
И моя жена – ничуть не лучше,
И погибну я из-за неё.
Интересно, долго будет мучить
Сердце неразумное моё?
Я стихи пишу про мирозданье,
А она включает пылесос!
И за что такое наказанье,
Кто ответит на простой вопрос?
Я пишу про небо и про море,
А она на пробу суп несёт,
И в мильоне горестных историй
Лишь моей одной недостаёт!
Лохи
Дела наши плохи – и лошади в цирке судачат,
По жизни мы лохи, всучат нам билеты на сдачу.
Они на манеже в сиянье софитов и рампы,
А мы так всё те же: билеты храним, как эстампы.
А то, что терпилы – то каждой собаке известно,
Её бы на мыло, она же нас месит, как тесто.
Пусть мы журналюги, никто нас давно не боится,
Сегодня ворюги – гораздо солиднее лица.
И даже хохлы нас уже за людей не считают,
Любая