неоправданно много. Забыл, как она лупила нас и ломала нам руки?»
Двойник, замолчав, притворил дверки шкафа. Я же, полюбовавшись еще немного, отправился на поиски кухни.
Мне повезло дважды. Во-первых, кухню я нашел там, где и ожидал, а во-вторых, в ней оказался работающий синтезатор продуктов.
– Шестибаночная упаковка любого пива, производитель которого заплатит за рекламу в книге, – сказал я. Похоже, сознание у меня вновь помутилось, поскольку я представления не имел, что за чушь сейчас сморозил.
Синтезатор, тем не менее, отнесся ко мне с пониманием. Несколько секунд погудел, после чего поднял створку, и на транспортерной ленте показалась упаковка пива «***».
– О, – сказал я, – «***» – мое любимое! Еще, пожалуйста, пару пакетов чипсов «ХХХ».
Синтезатор выполнил и этот заказ. Оставив пиво и чипсы на металлическом столе, я подошел к двери слева. За ней оказалось нечто вроде подсобки, где переодевались стюардессы. Я окинул взглядом ветхую форму, продавленный диван и загрустил. Потом увидел привинченную к стене пробковую доску. К ней приколот единственный белый квадратик. Подойдя ближе, я прочитал выцветшую надпись:
«Пивной процессор в синтезаторе накрылся, делает только „***“. Долг в тумбочке. Инна».
Я коснулся бумажки, и она осыпалась прахом, будто только и ждала, когда ее прочитают.
В тумбочке лежали две коробочки: одна с презервативами, другая – с канцелярскими кнопками. Я долго думал, что из этого долг, а что – предмет обихода. Вспоминал все, что мне было известно о стюардессах, но так ничего и не понял. Забрал и то, и то.
***
– Трибунал проспишь! – крикнул я, бросив на колени Веронике банку пива.
Вероника меня удивила – банку поймала, кажется, еще до того как открыла глаза. Глаза распахнулись одновременно со ртом, который выдал:
– Что, очухался, выродок?
– Да, доктор, – сказал я, открыв свою банку. – Зашел попросить еще немного ваших распрекрасных пилюлек. Три с половиной часа я не знал, что такое боль, а теперь опять.
Она поглядела на табло с часами.
– Откуда ты…
– Это моя суперспособность.
Вероника переложила автомат, открыла банку и отхлебнула пива.
– Вот есть же в тебе что-то хорошее, Николас Риверос. Но почему большую часть времени ты – куча дерьма?
– Потому что свали отсюда, вот почему.
Она так широко распахнула глаза, что напомнила мне японскую школьницу из трогательного мультика.
– Ты. Сейчас. Что-то сказал?
– Да. Велел тебе поднять задницу с кресла первого пилота и перенести ее в кресло второго пилота. И скажи спасибо, что я вообще разрешаю тебе остаться в кабине. Тут не место тем, кто не отличает тангаж от турбулентности.
Вероника отвернулась от меня, посмотрела вперед, будто спрашивая совета у кого-то по ту сторону стекла. Там только тьма и редкие снежинки.
Откашлявшись,