изучаю эмоции других людей. Это интересно. Книги, фильмы, да и живые люди. Каждый – будто трехмерная картинка из тысяч фрагментов. Я их собираю, кусочек за кусочком, у себя в голове, и, рано или поздно, люди перестают меня удивлять. Я теряю к ним интерес и переключаюсь на других.
– И со мной ты сейчас делаешь то же самое? – насторожилась Вероника.
– Пока – грубая прикидка, каркас. Твои симпатии, страхи…
– Никаких у меня страхов нет!
Я повернул к ней голову и, сфокусировав взгляд, улыбнулся.
– Ты боишься темноты, Вероника. Темнота ассоциируется у тебя со свинцовым гробом отца. Погасила в салоне свет, чтобы не мешать Джеронимо спать, а сама устроилась в светлой кабине. Еще – боишься церемонии облучения, которая превратит тебя в Фантома. Ты пьешь, куришь, со смехом скачешь по канцелярским кнопкам, надеясь почувствовать себя живой, из плоти и крови. Но больше всего ты боишься за Джеронимо. Если с ним что-нибудь случится, вся твоя жизнь развалится, как карточный домик. Но, проникнув в самолет, ты не закричала, не прострелила стекло, чтобы лишить нас возможности сбежать. Нет, ты позволила нам улететь, помогла нам. Знаешь, почему? Потому что в глубине души веришь, что Джеронимо сможет вернуть солнце и надеешься, что тогда тьма уйдет и из твоей жизни.
Последние слова я произносил тихо и робко, поняв, что зря вообще затеял этот сеанс психоанализа. Мне, конечно, было интересно, как отреагирует Вероника, но я также понимал, что еще один удар в голову меня прикончит. Не говоря уже об очереди из автомата. Поэтому я сделал то немногое, что еще мог: выпил залпом пиво и запустил банкой в Веронику.
Она долго сидела молча. Кажется, я даже пару раз вырубался, потому что точно помню, как увидел через стекло Рикардо. Лысый тюремщик сидел на носу самолета и скорбно качал головой.
– Руку дай.
Я вздрогнул. Вероника стояла рядом.
– Вот уж фигу! – Я съежился в кресле. – Давал я тебе руку, спасибо большое.
– Ладно, я не гордая.
Вероника сама взяла мою вспыхнувшую болью руку, вытянула, а потом в мою шею уперлась пахнущая резиной подошва ее ботинка.
– Сейчас вправлю сустав.
– Нет!
– Что значит, «нет»? У тебя вывих, дурень.
– А может, мне так нравится? Только теперь появились такие немыслимые амплитуды движений…
– Будет больно. Не ори, Джеронимо разбудишь.
Боль оказалась такой резкой и сильной, что я подавился криком и чуть не задохнулся. Потемнело в глазах, а когда разъяснилось, рука, используя нервную систему, как телефонную сеть, шепнула в мозг: «Зашибись!»
Вероника уже сидела в кресле.
– Когда Джеронимо проснется, – пролепетал я, – все ему расскажу. Как ты ночью мне на плечи ноги закидывала…
Прежде чем провалиться в небытие, я почувствовал, как в голову врезалась пустая алюминиевая банка.
Глава 6
Разбудил нас душераздирающий треск, пересыпанный