страстей, как, например, страсть разрушения и страсть господства.
– А также страсть воровства, злодейства, нецензурщины, вандализма, нечистоплотности, беспринципности, пошлости, празднословия и продажности, – саркастически добавил Лэмб.
– Частности, – небрежно отметил я, – среди названных мной одна страсть самопожертвования ещё не окончательно отрефлектирована разумным сообществом как наиболее разрушительная для индивидуальности окружающих.
– Браво, господин Маусов! – оживился Голубцов, – вот я только что читал в «Петровском мусоровозе», как один инвалид во Всеволожске костылём забил насмерть жену, которая ухаживала за ним двадцать лет. Вот уж точно – разрушительное действие самопожертвования.
– Индивидуальность…, – возразил я.
– Ах, оставьте, – с невыносимой тоской сказал Лэмб, – я вас уже понял. Зачем искать слова, легче понять – и забыть.
– А зачем тогда книжки писать! – впервые справедливо возмутился Голубцов. – Не слушайте вы этого оплёванного европеишку, господин Маусов. Послушайте, Голубцов рекомендует – возьмите наших газеток: «Русский душок», «Вечернее чтиво», «Плевок», «Замочная скважина» – страстей там хватает. Такие мерзопакостные истории попадаются – на десять книг хватит. Я у проводницы сейчас свежую купил, железнодорожную – «Ежедневные отправления», – тоже, столько всего пикантного, прямо в животе засосало. Хотите, я вам потом занесу? Вы в каком купе?
Усталый, но довольный возвратился я в купе. Бедный Лэмб. Поистине, мир тесен. Я узнал его Анастасию. Предполагаю, что и с ним мы ещё увидимся, и бедняга познает чуждую ему страсть нежеланной встречи и раскаяния за откровенность. Я-то прекрасно помню эти нежеланные встречи – мой юношеский комплекс. Сколько раз я невежливо отворачивался от знакомого лица на улице, по какой-то причине полагая, что вид мой не соответствует моему внутреннему облику, что у меня не та одежда, не то выражение, не тот взгляд – в общем, что я – это не я. Теперь-то я другой, но до сих пор помню, что разрушение дистанции – это больно. Если упрямо разрушать дистанцию против воли человека, неминуемо последует ответная реакция – то «я», которое он пытался скрыть от вас, предстанет перед вами в гипертрофированной форме: вы с ужасом увидите перед собой незнакомое, грубое существо, или будете свидетелем мгновенного распада личности, оставляющего перед вашим взором наиболее тяжёлые элементы – унижение, стыд, страх, боль. Я не знаю этой скрытой статистики, но сколько людей, перед тем, как покончить с собой, пережили подобные нежеланные встречи. Этого не фиксируют протоколы, этого не помнят свидетели. Этого никто не знает. Опыт подсказывает: отвернитесь от идущего вам навстречу знакомого, если вы заметите в его лице черты болезненного переживания дистанции.
Нежеланные встречи были всего лишь самым безобидным моим комплексом. Мне вообще казалось, что в России, в Петербурге я стал