нам как отец, каждый ламан любит его и почитает. Нет ведуна мудрее, чем Шатун. И нет могучее воителя, чем он, ни среди людей, ни среди диволюдов. Шатун был на Кокоровой Сечи…
– Да только не помогло это, – грустно улыбнулся Шатун.
– Не твоя в том вина, что мы были побиты, Шатун! – Горячо воскликнул Тарсуш. – Верховичи пришли на помощь своим друзьям, да и Гнеж с Чарой снабдили воинов страшным оружием. – Тарсуш перевел взгляд на Волха и продолжил, сверкая глазами: – Гнеж и Чара подняли бурю, разбудили Стокрылого Ветра и обрушили на Кокорово побоище грозу, какой не бывало с самого начала времен! Тут уж никто не выстоит – ни аркуда, ни человек, ни бог!
«Уж не аркуда ли этот Шатун?» – подумалось Волху, но вслух не стал спрашивать. Не хочет Шатун говорить, откуда он родом – его это право.
– С тех пор ламаны живут безвылазно в чаще леса… – С тоской вздохнул Тарсуш. – А Шатун порою заглядывает к нам, чтобы вспомнить былые времена.
– Не так часто, как следовало бы, – добавил Шатун и ласково потрепал зеленую голову Тарсуша.
– А разве не ламаны стреляют по обозам, которые тянутся в Застеньград из Лагвицы? – будто перепуганная птица, вырвался вопрос у Волха изо рта. Сам тут же пожалел, что спросил, но отступать было некуда.
Тарсуш насупился, сдвинул густые брови к носу и холодно, будто водой окатил, произнес:
– Ламаны проиграли в сражении и не хотят войны.
– Прости меня, – серьезно извинился Волх, прижимая руку к груди. – Я вырос там, где в любой напасти винят диволюдов. Я не хотел обидеть тебя.
– Я понимаю, – грустно отозвался Тарсуш. – Не ламаны стреляют по людям. Мы стараемся не попадаться на глаза вашему роду.
– А знаешь ли ты, наблюдательный Тарсуш, кто стреляет по обозам и разбойничает на дороге? – с хитрой улыбкой вступил в разговор Шатун, продолжая строгать ножом березовую палку.
Круглые глаза Тарсуша вспыхнули, и он закивал:
– Коварство творит разбойничья шайка. Пять человек да четыре выдивья.
Волх почувствовал, как задрожало его сердце от тоски: прибавится скоро в лесу выдивьев, куда же им теперь идти, если Застеньград Гнежко для них запер? От воспоминания о Гнежко накатила на Волха волна дурноты, будто бы солнце напекло непокрытую голову.
– Хочу поговорить с тобой, княжич, – сказал Шатун и поднялся, передал почти вытесанный посох Тарсушу и рукой поманил Волха. – Пойдем пройдемся.
Они отошли совсем недалеко, но Волх уже чувствовал усталость. Словно прочитав его мысли, Шатун предложил присесть на низкие ветки кряжистой осины. Холодный воздух клубами пара вылетах из уст Волха, но внутри него все горело от стыда и воспоминаний. В стороне виднелся овраг, тот самый, куда точно в могилу свалился Волх в ту злополучную, страшную ночь…
– Ты славный человек, Волх, – начал Шатун, заправляя руки в рукава своего одеяния.
Волх покачал головой:
– Плохо ты