выходит, что есть! – припечатала уборщица. – Да ты, Алексеич, не переживай, я начальству ничего не скажу, мне это ни к чему. Только проверь, не пропало ли чего!
На взгляд Сироткина, самыми ценными предметами в галерее были его личный почти новый электрический чайник и большая банка хорошего растворимого кофе «Амбассадор», которую подарило пенсионеру начальство на его любимый праздник День защитника Отечества. Убедившись, что и чайник, и банка находятся на месте, Сироткин несколько успокоился. Больше того, кофе в банке был на прежнем уровне. Сироткин никого из этой банки не угощал, а сам пил только изредка, под настроение.
Однако следовало проверить и все остальные вверенные ему ценности. В сопровождении перепуганной Марьи Михайловны бравый сторож вышел в галерею.
Первыми на его пути оказались патриотические вышивки Евдокии Лукиничны Водопятовой. К этому искусству Сироткин относился с одобрением: оно напоминало ему о рукоделии покойной бабушки, кроме того, соответствовало его глубокому убеждению, что искусство должно быть понятно народу, к которому Сироткин себя не без основания причислял. Убедившись, что все вышивки висят на прежних местах, страж порядка несколько успокоился.
Следующими по курсу располагались металлоконструкции великой и ужасной Антонины Сфинкс. С этими произведениями было несколько сложнее. С одной стороны, они не претендовали на то, чтобы быть понятыми простым человеком вроде пенсионера Сироткина. С другой же стороны, были изготовлены из добротного отечественного металла, а к металлургии Сироткин с юности питал некоторое уважение.
Но и художественные железяки Антонины находились на прежних местах.
Сторож вытер вспотевший от волнения лоб клетчатым носовым платком и прошел вперед.
Здесь висели разноцветные тряпки Екатерины Дроновой. К ним Сироткин относился без уважения. На его взгляд, годились эти панно только на то, чтобы завешивать ими дырки на обоях. Почему взрослая женщина, вместо того чтобы стоять у ткацкого станка или собирать чайный лист, в общем, заниматься настоящей работой, сшивает старые лоскутки, он категорически не понимал.
И вот тут-то его поджидал неприятный сюрприз. Значительная часть «разноцветных тряпок» бесследно исчезла. Сироткин на всякий случай протер глаза, но от этого ровным счетом ничего не изменилось. Перед ним, на том самом месте, где еще вчера вечером находилось панно с двумя лошадьми, белела хорошо оштукатуренная стена. Исчезло и еще несколько работ.
– Ах ты, мать честная! – проговорил сторож и повернулся к Марье Михайловне. Однако ушлая уборщица уже поняла, что случилась грандиозная неприятность, и побежала к телефону звонить начальству, чтобы не впасть в немилость заодно с проштрафившимся сторожем. В том, что Алексеичу грозят серьезные неприятности, она нисколько не сомневалась.
Через час в галерее появилось руководство. Красный и перепуганный Сироткин клялся, что всю ночь не сомкнул глаз и совершенно не понимает, как могли пропасть экспонаты выставки. Директор буравил сторожа взглядом и грозил самыми страшными карами.