поговорить с Клем. Девушка… она швырнула куклу…
– А ты запущен, мой милый друг, – Клаудия хихикает, зомби глазеют. – В плохом состоянии, совсем плох… – делает чрезмерно долгую театральную паузу и смотрит в глаза… – Клем здесь нет. Ушла неделю тому назад. Как тебя зовут, мой милый друг?
– Рока. Рока от Рокамадур, – отвечаю скороговоркой. – Но, думаю, ты знаешь это.
– Рока! – хлопает в ладоши. – Рока, добро пожаловать домой!
С этими словами мне зарядили пощечину, от которой остался широкий красный след. Я был, мягко говоря, в недоумении, твердо говоря: освирепел. Отступив ближе к кукле, – казалось очень важным не забыть ее, – я обернулся к двери: она уже была заперта, а вот зеленоглазую, сволочи, не тронули. И хорошо, что не тронули, значит еще есть шанс отыскать Клем и подарить ей… Я машинально поднял куклу с земли и прижал к груди, как-то неестественно изогнув свое тело.
Помню, Эдван пошел на меня в своей плавной манере и с беспристрастным видом осыпал жесточайшими ударами. Не желая обороняться, я держал куклу у груди: это действие имело прямо-таки сакральное значение. Удар – белая комната; удар – армия кукол несет меня, как Гулливера, к дымящему вулкану; удар – казино и умалишенные; удар – Клем целует… Это не память – это данности. Я выстоял все удары, и только когда они прекратились, выждав еще и еще секунду, рухнул наземь без сознания. Думаю, что такого рапида16 кинематограф еще не видел никогда: ох, как же медленно я падал! И все же это падение с чувством полнейшего забвения (Клем? кто такая Клем?) во сто крат переплюнуло падение от ударов старухи. «Наш Иисус „иисусистее“ вашего – он страдал больше!» – как говорится в шутке.
Жизнь человека состоит из воспоминаний. Чем существенней личность, тем большее количество воспоминаний роится и множится в голове того, кто примеряет на себя маску «существенной личности». Пускай в голове Этого Человека (без обобщений, только конкретика, конкретика!) образы прошлого и не являются достоверностью фотографической памяти, пускай вся его жизнь состоит из фантастических деталей воображаемых событий. Гиперболизированная реальность. Дар лишенных. Призрак той далекой жизни, которая граничит с выдумкой, но которая пронизывает все пласты его существования, как стержень, позволяющий балерине, ставшей на носок, вертеться вокруг своей оси, как шест для искушенных пьяниц – они ведь тоже лишенные. Для человека неполноценного в какой-либо из сфер жизни воспоминания заменяются конкретными данностями, число которых во много крат превышает возможности памяти заурядного целостного человека. Вспомните разговор с Иренео Фунесом17. Конкретный человек, о котором я говорю, лишен цельного образа: он несчастен, он свиреп, он доверчив и оттого более жесток к окружающим, чем кто-либо иной, чем забота плохих матерей, которой они окружают своих детей, чем создатель к своему творению, чем робость, отлитая в акте отмщения. Я говорю о нем, о том, кто все помнит, о себе – проведшем в Белой комнате, как на задворках Тартара, ничего из прошлого