Меня внутри будто что-то выжигает. И я просто киваю.
Мы всю оставшуюся дорогу едем молча. Я хотела попробовать подремать, но стоило мне закрыть глаза, как в голову начинали лезть дурацкие воспоминания о сегодняшнем вечере: безволие Никиты, наглость Ирины, презрительный взгляд Виктора Сергеевича, и Лёша – разъярённый и потерянный, такой грубый и такой разочарованный.
Глава 3
Мы входим в пустую квартиру. В нашей комнате, на постели, разложено несколько костюмов в прозрачной упаковке. На прикроватной тумбочке красивым изгибом лежит золотой браслет, по всей его длине идёт несколько ответвлений, на которых висят разные фигурки. Мне даже страшно представить, сколько у неё украшений. И все они настоящие, одежда отутюжена в прачечной, а в комнате пахнет духами: я не знаю, что это за бренд, в нашем магазине такого точно не продают – скорее всего, индивидуальный аромат, составленный из эфирных масел – это очень-очень дорого. Никита прав, я завидую её деньгам. Точнее, она права. Только всё ещё хуже: я знаю, что даже если мне отдать все эти деньги, на меня надеть такую одежду и украшения, я не стану лучше ни на капельку. Я просто из другой касты, как сказал Лёша. Я – беспородная дворовая шавка. Посредственность, ничтожество.
– Давай я помогу тебе раздеться, – Никита выключает свет и подходит сзади, расстёгивает молнию на моём платье, целует меня в плечо. Я знала, что он сейчас так сделает. Он предсказуем для меня больше, чем я сама для себя.
Он осторожно стягивает платье с моих плеч, помогает моим рукам вынырнуть из длинных тесных рукавов, обхватывает мою талию большими тёплыми ладонями, и сам спускается вниз, ведёт руками по моему телу, пока платье не оказывается у моих ног. Я переступаю через одежду, а он целует мои ягодицы через колготки, обхватывает влажными губами складку сбоку, над тонкой резинкой в капроне. Его пальцы пробираются через прозрачную ткань, их трепыхание похоже на взмах крыльев мотылька, и эти движения щекотят меня. Его руки гладкие, мягкие, без заусенцев и мозолей, с коротко постриженными ногтями, с аккуратно подпиленными уголками. Ни единой зазубрены, ни одной неровности, будто даже линий, которые у каждого индивидуальны, нет. Ничего, что цепляет. Ничего, что может принести мне хоть капельку боли. Я почти не чувствую его рук, когда он прикасается ко мне.
Он высвобождает мои бёдра из капрона, стягивает колготки вниз, и целует красную линию, опоясывающую мою талию от нажавшей резинки. Я чувствую, как кожа нагревается и разглаживается под его тёплыми губами. Мне должно быть приятно, что каждый мой недостаток, каждый натёртый участок моего тела, и каждый изъян моей кожи он принимает. Он вкладывает столько заботы в свои поцелуи, что я физически ощущаю его привязанность ко мне, его желание сделать мне хорошо.
Он встаёт, осторожно разворачивает меня к себе, будто кружит в медленном танце. Берёт моё лицо в свои ладони, и слегка наклоняет мою голову так, чтобы я позволила ему поцеловать меня. Его пальцы полегоньку спускаются на мою шею, на грудь, он обнимает меня за спину, притягивает ближе к себе. Целует самый кончик мочки моего уха,